Гости вошли в дом. В передней, соблюдая достоинство, они замедлили шаги.

И вот двери столовой распахнулись. Персенуа, который был вдов, стоял там один, радушно улыбаясь. С видом скромным и вместе с тем победоносным он широким жестом пригласил всех садиться за стол. Карточки с именами приглашенных, как хохолки, торчали из салфеток, сложенных в виде епископской митры. Г-жа Лекастелье глазами сосчитала гостей в надежде, что за столом окажется тринадцать человек — их было семнадцать. После этой прелюдии гости молча приступили к еде; чувствовалось, что они собираются с силами и, как говорится, берут разбег.

Столовая была уютная, ярко освещенная комната с высоким потолком; сервировка не оставляла желать лучшего. Обед был скромный: два супа, три рыбных блюда, три жарких, три легких блюда, безукоризненные вина, еще с полдесятка различных блюд, затем сладкое.

Но все было превосходно!

И если вдуматься и принять в расчет вкусы и наклонности гостей, для них этот обед был действительно «лучшим в мире»! Обед в ином роде показался бы причудой, тщеславной выходкой, шокировал бы. Он был бы, возможно, сочтен чем-то ателланским, навел бы на мысль о некоем неприличии, об оргии… и г-жа Лекастелье удалилась бы из-за стола. Не тот ли обед лучший в мире, который вполне отвечает вкусам гостей?

Персенуа торжествовал. Гости горячо поздравляли его.

Внезапно после кофея мэтр Лекастелье, на которого все смотрели с искренним сожалением, поднялся, холодный и суровый, и среди гробового молчании раздельно произнес следующие слова:

— В будущем году я дам лучший обед.

Затем он отвесил поклон и ушел вместе с женой.

Мэтр Персенуа встал. Нго вид, исполненный достоинства, охладил неописуемое волнение гостей и умерил шум, поднятый ими после ухода четы Лекастелье.

Со всех сторон неслись удивленные возгласы:

— Но как он сможет в будущем году дать лучший обед, если обед мэтра Персенуа — лучший в мире?

— Бессмысленная затея!

— Весьма сомнительная!..

— Неслыханная!

— Небывалая!

— Смехотворная!!!

— Ребяческая…

— Недостойная здравомыслящего человека!

— Зависть помутила ему ум… Или, быть может, старость?

Смеялись много и долго. Распространитель филлоксеры, который во время обеда увивался за г-жой Лекастелье, был неистощим в остротах:

— Ха-ха-ха! Вот уж действительно! Лучший обед! А как ему это удастся? Нет, вы скажите, как ему это удастся? Вот уж одолжил!

Он был неистощим.

Мэтр Персенуа хохотал до слез.

Этим забавным происшествием завершился вечер. Превознося до небес амфитриона, гости, взяв друг дружку под руки, беспорядочной толпой вышли из дому. Предшествуемые слугами, которые несли фонари, они до изнеможения смеялись над нелепым, более того, самонадеянным, не выдерживающим критики намерением дать «обед лучший, чем лучший в мире обед».

Веселые, причудливо озаренные, они прошли сквозь толпу, которая стояла у входа в ожидании новостей.

Потом все разошлись по домам.

У мэтра Лекастелье сделалось сильнейшее несварение желудка. Боялись за его жизнь. Персенуа, «не хотевший смерти грешника» и к тому же рассчитывавший еще насладиться в будущем году фиаско, которое, несомненно, ожидало его коллегу, ежедневно посылал справляться о самочувствии достопочтенного нотариуса. Бюллетень о состоянии его здоровья печатался в департаментской газетке, ибо неосторожное пари занимало всех: везде только и разговору было, что об обеде. Стоило участникам пиршества где-нибудь встретиться, как они начинали шептаться. Дело было серьезное, очень серьезное: на карте стояла честь городка.

Весь год мэтр Лекастелье уклонялся от объяснений. Приглашения он разослал за неделю до назначенного дня. Через два часа после утреннего обхода почтальона в городке поднялся необычайный переполох. Во имя справедливости супрефект счел своим долгом подать пример прочим и незамедлительно принял слабительное.

Наступил знаменательный вечер, и все сердца забились сильнее. Как и в прошлом году, приглашенные будто бы случайно встретились на бульваре. Еще издали их появление вызвало восторженные клики толпы.

И по-прежнему закатное небо заливало багрянцем ряды могучих деревьев, великолепных буков, являвшихся безраздельной собственностью мэтра Персенуа.

Приглашенные снова полюбовались этим зрелищем. Потом они вошли в дом четы Лекастелье и наконец переступили порог столовой. Поздоровавшись с хозяевами и усевшись, они строгим взором пробежали меню и с негодующим изумлением обнаружили, что обед точно ТАКОЙ ЖЕ!

Уж не смеются ли над ними? При этой мысли супрефект нахмурился и сделал про себя соответствующие выводы.