– Сегодня утром, - пробурчала девушка, пережевывая мясо.

– Мне показалось или мое появление действительно испортило тебе настроение?

– Показалось, - ответила Данфейт и, улыбнувшись, вновь обратилась к Орайе.
– Так, что сказала Эрика, когда Бронан решил оставить ее в больнице?

– Она метнула в него стойку от капельницы, и зрячий едва успел увернуться.

Данфейт попыталась засмеяться, но вынуждена была быстро перестать дышать и схватиться за бок.

– Это тебе напоминание о собственной глупости, - съязвил Кимао.

– Это напоминание о том, что не все зрячие верны своим обещаниям...

– Уж, не сарказм ли это?
– усмехнулся Кимао.

– С моим сарказмом ты, пока, не знаком.

– Вряд ли в этом вопросе ты сравнишься со мной.

– Не вижу смысла стремиться к такому "совершенству".

– О-о-о!
– воскликнул Орайя.
– На язык она остра не менее, чем ты!

– Пока меня это веселит, пусть тешится!
– захохотал Кимао.

– Чем намерена заняться сегодня?
– не обращая внимания на поведение брата, спросил Орайя.

– Учебой, - сообщила ему Данфейт и, соскочив с высокого стула, вновь замерла на месте.
– Спасибо за завтрак, Орайя. Все было очень вкусно.

У Кимао кусок яичницы застрял поперек горла. "Спасибо". Она поблагодарила его брата за завтрак, который тот не готовил сам, а приволок из кафе, а ему, Кимао, она не сказала ни слова, когда он приволок ее саму к себе домой вчера вечером! Ну, не плевок ли это в спину, о котором твердила Айрин?

– Ты снизошла до благодарности за возможность бесплатно поесть?
– произнес Кимао, сверля ее своими черными глазами.

Данфейт от этого взгляда бросило в дрожь. Теперь этот человек не казался ей столь опасным, как несколько дней назад. Нет. Теперь она смотрела в глаза своему страху и больше не испытывала ничего, кроме дрожи в ногах. Эту дрожь она рано или поздно победит, а значит, и владельца этих темных глаз она больше бояться не будет. Странно, но он, все же, преобразился. Черты его лица стали более выразительными, и, кажется, даже показались ей интересными. Он был необычным, этот мужчина. А все необычное, как водиться, привлекало внимание Данфейт. Опасный и необычный. Это сочетание могло стать для нее приговором.

Девушка склонила голову на бок и сложила руки на груди.

– А ты опустился до того, что вымаливаешь скупую благодарность у своей матриати?
– улыбнулась она.

– Молить можно Югу, а тебя я унизил, - так же улыбнувшись, ответил Кимао.

– Унижение - поступать правильно, ожидая благодарности взамен. Орайя поделился со мной своим завтраком без раздумий и сомнений. Это решение не далось ему столь же тяжело, как твое. Все всяких сомнений, этот жест был бескорыстным, потому я говорю ему "спасибо". Ты же сделал, что сделал, только для того, чтобы потешить свое самолюбие, иначе, почему так долго и мучительно ты принимал решение: обременять себя моим присутствием или нет?

– Не слишком ли у тебя сложные представления обо мне и моих поступках?

– Не более сложные, чем представления Айрин, которой Вы оба восторгаетесь. Она, в отличие от меня, всегда говорит "спасибо", только это вовсе не означает, что она действительно благодарит.

– Ты стараешься во всем противоречить своей сестре, не так ли?
– усмехнулся Кимао.
– Отцу пять лет ты тоже не писала по этой причине?

Данфейт обернулась к зрячему. Конечно, сестра не могла не поделиться этим фактом с мужчиной, которого собиралась приручить. И он уже сделал свое заключение. Однако, этого мало. Он хотел, чтобы она сама вслух назвала себя "неблагодарной".

– Учитель сказал, что для того, чтобы вырасти, мне придется оторваться от человека, которому я обязана всем. И он оказался прав. Только спустя несколько лет я поняла, что представляю собой нечто иное, нежели младшую дочь Герольда Белови. Я выросла, но заплатила за это слишком высокую цену.

– И что же это была за цена?
– рассмеялся Орайя.

Данфейт посмотрела на него и ответила:

– Я утратила веру в искренность любви своего отца.

Орайя не смог сдержаться и приподнял от удивления брови.

– Ты обвиняешь своего отца в том, что он не достаточно тебя любил?
– переспросил Кимао, не веря собственным ушам.

Данфейт тут же уловила сарказм в его тоне.

– Я не говорила этого. Я сказала, что утратила веру в искренность его любви.

Ни Орайе, ни Кимао нечего было на это ответить. Они никогда не встречались с человеком, которого звали Герольд Белови. Но, кажется, по рассказам Айрин, они будто бы знали его лично. И то, что отец любил обеих своих дочерей, не вызывало ни в одном из них сомнений. А что это значило для обоих? То, что они лишь получили подтверждение словам Айрин. Данфейт Белови была эгоистичным созданием, взращенном на излишествах и абсолютном потакании. В мире Данфейт Белови все вертелось вокруг нее и никого кроме. Данфейт Белови была воплощением самолюбия и эгоизма, которые многие, по ошибке, принимали за гордость. Сказать про человека, который столько сделал для нее, который ее вырастил, в конце концов, что он никогда искренне не любил свою дочь, все равно, что плюнуть ему в лицо, а не спину.