Лагерь Горячих Патриотов, находящийся у власти, берет еще выше, посылая члена Большого Кнессета, Председателя какой-то Комиссии. И вот он делает ошибку, по крайней мере – в отношении Я.

– У вас у всех будет работа, – провозглашает он, – мы построим для вас 1000 предприятий по всей стране. А разве вас не тошнит от красного цвета? Вам не надоели социалисты-коммунисты?

А вот это – грубая работа. Во всяком случае, для Я. Дальнейшее Баронесса со смехом описывала Б.

– Никогда не видела его таким. Он побледнел, встал и стал кричать: “1000? Не 999? Не 1001? Именно 1000? Вы видите во мне быка на арене? Достаточно махнуть передо мной красной тряпкой, и я побегу с выпученными глазами туда, куда вы меня направите?”

Я. тоже смеялся, слушая этот рассказ, но выбор был сделан. Как часто бывает, решение принимается на основе не только рациональных доводов, но и личных эмоций.

– Они хотят видеть нас стадом, управляемым эмоциями, – не вполне логично жалуется Я.

Еще долгие годы он будет испытывать непреодолимое отвращение к Лагерю Горячих Патриотов. Заодно он злится на раздражающие трансформации, происходящие иногда с новыми репатриантами. Он выделяет особо группу, которую условно называет “походниками”. С бородами и гитарами сидели они у лесных костров в Советской Империи, пели славные песни и были бы очень милы, если бы не были так безнадежно банальны. Борода здесь стала больше, гитара ушла в тень. Ее заменил караван на “территориях”. Вместо песен появились крутые шутки, которые по недосмотру редакторов даже попадают в газеты. Вот два свежих героических еврея проезжают мимо богатой арабской деревни.

– А хороши у них дома, особенно вот этот, – говорит недавно прибывший житель каравана, – этот я беру себе, – круто шутит он.

– Э, брат, не заносись, – в тон ему отвечает старожил каравана, – у нас очередь.

Впрочем, большинство репатриантов настроено на этом этапе (если вообще как-то настроено) на противоположный лад. Никогда больше партии Борцов За Права не получить такого количества голосов. Я. тоже симпатизирует им, но предпочитает испытанную партию Экс-Социалистов – основателей государства.

Они даже помогают Экс-Социалистам в предвыборной кампании, заходя к таким же, как они, новым репатриантам. За одной из дверей их встречают с отсутствующим видом, на стенах таблички с английскими словами.

– Мы скоро уезжаем, – объясняют им. Минутная горечь, но, вздохнув, Я. и Баронесса идут по следующему адресу. Видимо, не только они сделали выбор в пользу Дела Мира. В 1992 году в Еврейском Государстве происходит переворот, к власти приходит Лагерь Вечного Мира с новой надеждой договориться с Соседями, провозглашенная цель которых – сбросить евреев в море.

В своем тесном съемном жилище с отвратительно серым каменным полом, напоминающим дешевую мостовую, они впервые в жизни чувствуют себя не в оппозиции. Впервые они “во власти”. Тогда же и накаркал уходящий в отставку Премьер из Горячих Патриотов по поводу прогнозов на будущее.

– Соседи – те же Соседи, море – то же море, – то ли сказал, то ли буркнул и никакой обеспокоенности не выказал.

Пессимистам вообще жить легче, утверждает Я., их ожидают только приятные сюрпризы. Наверняка это кто-нибудь уже говорил, предполагает он, ведь эта мысль просто лежит на поверхности.

– Я давно ношусь с одной идеей, – говорит Я. – Господь создал человека злопамятным. И мы, конечно, не забыли пакостей англичан, не впускавших выживших в Холокосте в подмандатную Палестину. Правда, мы можем сделать вид, что во всем виноват этот английский министр Бевин (чего еще ожидать от бывшего профсоюзного лидера?) и этот премьер-министр Эттли, но все-таки перед другими англичанами мы в долгу – я имею в виду битву при Эль-Аламейне. Если бы англичане не остановили тогда Роммеля в Африке, погибла бы полумиллионная закваска будущего государства, а без нее ничего бы и не состоялось. И вот что я предлагаю. Я предлагаю на море против Тель-Авива построить громадный плавучий футбольный стадион.

– Что-то вроде “Титаника”? – предполагает А.

– Зря ты о “Титанике”, – ответил Я. и постучал трижды по стеклянному столику.

– И назовем мы этот стадион, естественно, стадион “Эль-Аламейна”, – продолжил Я.

– Ну и зачем строить его в море? – спросил А.

– В этом вся изюминка, – отвечал Я. – Рядом со стадионом построить ристалище, на котором болельщики после матча могут разрядиться в грандиозной драке по правилам с какими-нибудь водяными перчатками и сапогами. Кто сбросил противника в море, тот и победил. Победитель награждается Куфией Арафата, проигравший – надувной лодкой с двумя парами весел и компасом, всегда показывающим направление прочь от Святой Земли.

– А ристалище назвать в честь генерала Монтгомери – ристалище “Монти” (так его звали солдаты). Не все же англичанам спортивные игры придумывать, – гордый собою, закончил Я.

Его последние слова Кнессет встретил овациями.

– Сбор от матча Англии и Германии – в фонд поощрения искусств в Уганде, – предлагает Б.

– Что-то в этом есть.

– В этом есть message.

– В этом есть vision.

– Так мы что же, зажимаем в зубах сигару, наливаем стакан коньяку и начинаем битву за Англию? – спрашивает Я. – Забиваем осиновый кол в крысиную нору под Ла-Маншем, – он обращается к Баронессе, но кивает в сторону Б.