Она перевернула бутылку — та была пуста. Плохо. Слишком быстро.

— Но это ужасно!

— Сейчас уже все иначе, — сказал он. — Но тогда я, бывало, заходил в маленькие городки и попадал в другую реальность: словно пятьдесят лет назад остановились часы. Жизнь ничем не потревожена. Никакой паники, абсолютное спокойствие. Мужчины постригали лужайки ручными косилками. Лимонад за пятицентовик. Мальчишки красили белые заборы. Такое впечатление, будто там даже не слыхали о чуме.

— С глаз долой, из сердца вон?

— Отчасти так, — сказал он. — Но по сути, никто просто не задумывается, что скоро настанет их черед. И это не отрицание действительности. Это вера. Они все считают, что им предрешено выжить. Спроси их — и я бы выслушал сотню причин, почему чума минует их. Их семейные гены сильны, или они жили более праведно, или пища здоровая, или бегают трусцой, или молятся…

— Но это же такой самообман! А как же повсеместные отключения электричества? Исчезновение горючего? Голодные бунты?

— Отдаленные раскаты, — ответил он. — Пока гром не грянет…

— Так уже грянул.

— Но они ведь американцы, — сказал он. — Внутренне они готовы ко всему. И вы не поверите, насколько готовы. Это их вторая натура. Они сидят в подполье еще со времен первого русского спутника. И чума не напугает их ничем таким, чем их уже сто раз не стращал Голливуд. Ведь они, черт возьми, выживали после чумы десятки раз! Вспомните-ка. Стивен Кинг. «Штамм “Андромеда”». Альбер Камю. «Декамерон». Фукидид. Жизнь всего лишь имитирует искусство. Катастрофы несут обновление. Там, в глубинке, люди все еще судачат о лимитировании расхода горючего в семидесятых [61] , йеллоустонских пожарах и урагане «Митч». О повсеместных отключениях электричества, снежных годах, Уэйко [62] , Оклахоме [63] , Всемирном торговом центре, наводнениях, Великой депрессии, Вьетнаме. Все эти события для них легендарны, как притчи. Они выучили эти уроки.

— Прошлое как повод для надежды? — предположила она.

— Вот именно. Америка всегда выживала. Ее люди деятельны. Они ждут не дождутся, чтобы вычистить всю грязь и начать все сначала.

— Вас послушаешь — они безрассудны.

— Вовсе нет.

— Вы считаете, мы дурачим их? — спросила она. — Тем, что обещаем найти вакцину от чумы.

— Этого я не говорил.

— А что, если исцеления нет?

Он поднял на нее глаза:

— А его, по-вашему, нет?

Она умолкла.

— Ну вот, — сказал он, размахивая сковородкой с омлетом. — Еда готова, а я испортил вам аппетит.

После ужина они вышли полюбоваться звездами. Натан Ли расспросил Миранду о ее жизни, но после его рассказов собственная история казалась ей такой пресной! Воспитывали в четырех стенах. К тому времени как страна развалилась, ее уже комфортно и безопасно пристроили в Лос-Аламосе. Лаборатория — или Гора, или Меса, или Атомный город — была островом, возвышающимся над всеми невзгодами.

Натан Ли называл Лос-Аламос цитаделью — городом в городе. Сравнивал его с зиккуратом в Уре, с афинским Акрополем, с Пентагоном и Кремлем. Здесь находился оплот власти, закрытый от простых граждан, убежище на случай осады. Послушать его, так выходило, что это величайшая веха в истории.

Он хотел знать, как этот городишко вырос в большой город. Миранда рассказала ему о волнах ученых из разных стран, накатывавшихся, словно переселенцы, с семьями и чемоданами, о ниспровержении специалистов по атомному оружию. Ведь более полувека Лос-Аламос в основном занимался ядерным вооружением — разработкой, а потом сокращением. Но тут вдруг биологические науки, презираемые физиками и инженерами как дисциплины «мягкие» [64] и неточные, возвысились и захватили власть. Были грандиозные сражения за сферы влияния, но верх одержала Элис, навела порядок и сосредоточила усилия всех на выполнении новой миссии — обуздании вируса Корфу.

На некоторое время ученые объединились. Они соперничали, но как люди одной профессии. От вирусологии до генетики и палеобиологии приматов каждая специальность обладала своим особым кастовым духом, имела особые лаборатории, собственное направление поиска. На первых порах посыпались находки и открытия. Структура каждого белка — от червей до человека — записывалась на диск. Были изобретены плазменные «палочки» для обнаружения Корфу в воздухе. Спутники отслеживали географическое продвижение заболевания.

Агрессия Корфу должна была возвестить о начале новой золотой эры медицины. В охоте за вирусом нашли средство излечения от туберкулеза, болезни Альцгеймера, СПИДа и всех разновидностей рака. Были синтезированы нервные и глазные волокна. Человечество ожидали заманчивые перспективы. Повредившие связки люди встанут на ноги и пойдут. Слепые прозреют. Глухие обретут слух.

Но потом умерла Элис, и за дело взялся Кавендиш. За одним забором появилось множество новых. Его скрытность всех измучила, породила в людях недоверие. Вскоре в некогда прочном фундаменте появились трещины.