– Да что тут можно на… – солдат не договорил.

В этот самый миг его страхи материализовались самым ужасным образом – из пелены тумана показалась бледная женская фигура, от которой веяло потусторонним холодом, а сердце при одном только брошенном в ее сторону взгляде будто прокалывало иглой. Она скользила по воздуху, не касаясь босыми ногами мостовой, в своем длинном выцветшем платье-саване. Призрак двинулся прямо на умолкшего человека, широко расставив в стороны руки, словно намереваясь поймать его в свои пугающие и совсем не женские объятия.

Верни даже успел по обыкновению удивиться, всмотревшись в ее лицо – молодое и красивое, с длинными распущенными волосами, омраченное лишь неестественной бледностью кожи и странной печалью в глазах.

«Такие красивые, белоснежные… Должно быть, она подолгу расчесывает их каждое утро», – отчего-то именно эта дурацкая мысль, а не более подходящая случаю предсмертная молитва посетила застывшее на краю отчуждения сознание.

Чудовище закричало…

У Верни, что оказался ближе всех к вышедшему из тумана духу-плакальщику, голова треснула, как перезревшая тыква. Кровь и мозговая жидкость, словно варево, вскипевшее в котле, выплеснулись наружу, вспучившись на коже и волосах горячими пузырями. Тело несчастного отлетело назад и рухнуло так, будто его с размаху ударили чем-то тяжелым в грудь.

Еще пятеро солдат, те, кто стоял чуть поодаль, все разом схватились за головы и повалились на землю, зажимая уши руками, – из глаз, носов, ртов и сквозь пальцы из ушей у них сочилась кровь, а скорчившиеся тела начинала охватывать предсмертная судорога.

Четверым оставшимся дозорным повезло больше – вездесущий туман скрадывал звуки, и жалобный крик-плач, в один миг убивший их боевых товарищей, не причинил столь ужасного вреда остальным – лишь жуткая головная боль молотом постучалась в виски.

– Аааа! – дико закричал один из еще стоящих на ногах солдат, пятясь назад и осеняя себя святым знамением. – Хранн Милосердный! Это же баньши!

Все слышали о баньши, проклятом духе-плакальщике. Считается, что это призрак покончившей с собой вдовы, которая не может найти себе успокоения после смерти своего мужа и беспрестанно оплакивает его. Хакраэны, стражи Арки, не пускают ее в страну Смерти, пока та не выплачет все свои слезы. Близость скорой кончины притягивает подобных духов: баньши может появиться возле дома обреченного на смерть человека и своим плачем возвестить, что час его близок. Впрочем, сам по себе ее крик также может стать причиной смерти.

– Не может быть, – в ужасе пробормотал сержант. Младших командиров учили, кого из нечистой силы стоит бояться, а кого – нет. – Духи могил не разгуливают по улицам, как какие-нибудь собаки, живые пугают их. Тут что-то не так…

Чудовище повернуло к нему искаженное от гнева лицо и рванулось вперед. Глухо звякнула натянувшаяся цепь – пришедший из потустороннего мира дух в ярости схватился руками за шею, пытаясь содрать с себя нечто вполне материальное: то, что удерживало его на привязи. Только теперь стало видно, что бледную шею призрака венчает стальной ошейник с впившимися в призрачную плоть шипами. Дух истекал дымчатой кровью, роняя на мостовую тлеющие белые капли; он неистово выл и царапал собственную кожу ногтями, пытаясь освободиться, но безуспешно.

Воспользовавшись заминкой, солдаты бросились наутек. Последним рванул с места сержант, все еще раздумывающий, стоит ему отдавать приказ перейти к обороне или же все-таки к бегству. Это его и погубило: неожиданно цепь, сдерживавшая баньши, ослабла, и бледная фигура ринулась за новой жертвой – тонкие женские руки впились в солдатскую спину, с легкостью пройдя сквозь звенья кольчуги, кожаную поддевку и плоть. Пальцы призрака сжались на его хребте. Над улицей разлетелся предсмертный крик, заглушаемый женским плачем, но вскоре все звуки смолкли, поглощенные вездесущим туманом.

Но все только начиналось… Вслед бегущим солдатам просвистела стрела. Еще один несчастный упал, когда наконечник вонзился ему под лопатку и вышел в области сердца, – спустивший тетиву стрелок бил без промаха, и непроглядный туман вовсе не являлся ему помехой. Двое оставшихся в живых реггерцев удирали что было сил; вскоре им удалось достигнуть спасительной темноты переулка и свернуть за дом, чудом избежав несущейся за ними по пятам, как представлялось беглецам, смерти…

…Полтора десятка фигур в черных доспехах и высоких закрытых шлемах остановились посреди улицы. Поверх вороненой кольчуги и нагрудника каждый из воинов был облачен в сиреневую накидку с вышитым на груди черным лебединым крылом. Для окружающих, если бы тем пришло в голову выглянуть из окон домов, черно-пурпурные силуэты были едва различимы в непроглядном тумане, но сами они отлично видели сквозь белесую мглу как лица друг друга, так и фасады окружающих зданий, вплоть до последней резной завитушки на захлопнутых ставнях окон верхних этажей. В их понимании улица была слишком узкой, затхлой и грязной, впрочем, как и все в этом никчемном городе.

Каждый из воинов был прекрасно вооружен: кривые мечи с изукрашенными гардами в ножнах на поясе или же за спиной, длинные составные луки, различное метательное оружие (от серповидных ножей до заточенных и утыканных шипами дисков). Облачение также заставляло удивиться: пластины и сочленения доспехов дополняли едва заметные детали – тонкая гравировка в виде гербов, символов, сцен сражений (у некоторых – так и вовсе целые вычурные панно на груди). При этом фигуры в тумане были обладателями многочисленных защитных оберегов, зачастую являвшихся составной частью оружия или доспеха. Кроме того, многие могли похвастаться различными склянками с эликсирами и мешочками с ингредиентами, закрепленными на поясных ремнях, а также приспособлениями для преодоления стен – шелковыми и при этом крепкими, как цепи, веревками с петлями и прочим снаряжением, которое посторонним могло показаться совсем уж странным. Помимо этого правое запястье каждого из воителей перетягивала белесая нить – отрезанный при помощи магии призрачный волос баньши, защищавший обладателя от ее жуткого крика.