Шрифт:
На следующий день путь стал значительно труднее, так как от реки нас начали оттеснять дэрисовые кочки, которые приходилось объезжать, совершая большие крюки. Кроме того, погода сделалась пасмурной: все небо посерело, пошел мелкий моросящий дождь, и ничего не стало видно. Удаляться от реки было опасно — это был единственный ориентир при плохой видимости. Держась близ реки, мы то и дело врезались в дэрисовые кочки, пока, наконец, в одном месте не заехали в такой тупик, из которого едва выбрались. К счастью, дождь прекратился, небо немного прояснилось, и на горизонте показался какой-то большой населенный пункт, в котором, едва взглянув в бинокль, мы узнали знакомый нам Убур-Хангай, или Арбай-Хэрэ. Вскоре мы вышли на автомобильный тракт Улан-Батор — Убур-Хангай и в середине дня были уже в аймачном центре.
Здесь мы передохнули, закупили необходимой провизии и, немного отъехав, остановились на обеденный привал. Температура воздуха сильно упала. Вчера мы с наслаждением купались в холодной воде Онгин-Гола, приятно освежавшей нас, а теперь стучали зубами в ватниках: шел дождь со снегом. Кое-как пообедав, мы пустились в путь, надеясь спастись в машине, но снег, поваливший густыми хлопьями, моментально залепил стекла кабины, и, чтобы видеть дорогу, пришлось поднять лобовое стекло. Снег с дождем хлестал нам с Лихачевым в лицо. Мы перемерзли до такой степени, что уже руки и ноги отказывались повиноваться. Пришлось остановиться на ночлег. Поставили палатку, выпили спирта и горячего чаю, чтобы согреться. После этого я забрался в ватном костюме в спальный мешок, прикрывшись еще сверху кошмой и полушубком, но так и не мог согреться до самого утра, вернее, даже до полудня, пока не пригрело солнце. Никогда в жизни я так не замерзал и думаю, что не заболел только потому, что это было в безинфекционной пустыне, а не в условиях большого города. Ночью ударил порядочный мороз, и масло в машине застыло. Лихачев, проклиная континентальный климат и собственную непредусмотрительность, долго бился со своим "Тарбаганом", прежде чем завел его.
Дорога отсюда на Татал-Гол была уже знакома, и к вечеру мы без труда добрались до Анда-Худука, показавшегося нам не таким приятным, как в прошлом году, возможно, оттого, что теперь стояла уже осень, трава вся засохла и кругом было пустынно. Поэтому проехали еще 10 километров и остановились на ночлег у обрывов, где в прошлом году Новожилов нашел зуб мастодонта.
Поздно вечером, когда поужинали и легли спать, откуда-то вдруг донесся шум мотора, быстро заглохший. Выглянув из спальных мешков, мы увидели два обращенных на нас электрических глаза, приблизительно в 500 метрах от нашей стоянки. Однако мы настолько устали, что не хотелось идти к машине, чьей бы она ни была, не хотелось даже вылезать из мешка и дать сигнал. Мы решили следовать пословице: "Утро вечера мудренее".
Когда это "мудрое" утро наступило, то оказалось, что машина, судя по ее кузову, может быть только машиной Академии наук. Через 15 минут мы уже пожимали руки ночным пришельцам — это был отряд сельскохозяйственной экспедиции, возвращавшийся теперь в Улан-Батор. Они шли на Убур-Хангай, пользуясь нашими прошлогодними следами. Встретить в пустыне человека, да еще знакомого — большая радость. Через час мы распрощались.
Днем мы занялись обследованием обрывов — собрали некоторое количество костей мелких позднетретичных млекопитающих и раскопали место находки Новожилова, но там ничего не оказалось, хоть Нестор Иванович и надеялся, что будет целый скелет. Это местонахождение мы назвали Улан-Тологой. Я решил здесь не задерживаться и следовать к конечной цели нашего путешествия — Татал-Голу. Поэтому вечером мы свернули наш бивуак и переехали на Татал-Гол.
При переезде, едва машины поднялись из русла на плато, нашим глазам представилось необычное зрелище: впереди, примерно в километре, медленно двигалось стадо животных в несколько сотен голов. Встречное солнце бросало последние лучи, готовясь скрыться за горизонтом, и нам видны были только темные силуэты животных. Сначала мы подумали, что это овцы, но когда стали приближаться, стадо обратилось в бегство, подняв облака пыли. Перед нами расстилалось ровное, как стол, плато, и даже выдержанный всегда Лихачев пустил машину на полный ход. Громадному стаду, стесненному маленькой территорией плато, трудно было быстро бежать, и мы вскоре настигли животных — это оказались джейраны. Я никогда не видел их в таком количестве. Встреча с ними для нас была как нельзя более кстати, так как у нас не осталось мяса. Вечером "шеф-повар" Лихачев угостил нас вкуснейшим шашлыком, который от дыма костра приобрел особо приятный вкус. Остальное мясо было заготовлено впрок: навялено и нажарено, так что его хватило до Улан-Батора.
Следующий день был посвящен обследованию Татал-Гола. Против моего ожидания, костей почти не было, несмотря на прошедшие обильные дожди, которые должны были бы вымыть кости из породы. Вероятно, в прошлом году мы попали именно в тот самый момент, когда размывался костеносный горизонт, оказавшийся не столь мощным, и большинство костей уже было вымыто. Если прошлогодние сборы исчислялись тысячами костей, то в этом году мы собрали за день всего сотни полторы-две, обойдя весь Татал-Гол, который, правда, был очень невелик. Поэтому я решил возвращаться в Улан-Батор, с тем чтобы перебросить машину на вывозку коллекций из Далан-Дзадагада.
В тот же вечер мы добрались до Анда-Худука и, поднявшись на перевал через Ушюгин-Обо, остановились на ночлег. На перевале не было площадки, спускаться вниз без дороги было опасно, и нам пришлось остановиться на крутом склоне — там, где нас застала ночь. Спать было очень неудобно, так как койки стояли с большим наклоном и мы все время сползали вниз. Лихачев поставил машину на первую скорость, чтобы она не покатилась вниз, и разложил свою койку прямо перед ней, заявив, что уж если машина покатится, то пусть через его труп. К счастью, все обошлось благополучно, и утром мы продолжили путь. По дороге я стрелял копыток прямо из окна кабины, и вечером у нас было замечательное жаркое. Это была последняя ночь в Гоби в этом году.
– го мы были в Улан-Баторе, куда накануне приехал Эглон. 23 сентября с остальной частью экспедиции появился Ефремов. Он привез богатую добычу, полностью загрузив машины костями диноцерат, выкопанными в Улан-Булаке. 24 октября все участники экспедиции вернулись в Москву. Так закончилась третья Монгольская палеонтологическая экспедиция Академии наук СССР.
Подводя итоги работ Монгольской палеонтологической экспедиции, можно смело сказать, что это была одна из самых крупных и самых значительных по своим открытиям экспедиция в истории русской палеонтологии. Нэмэгэтинская котловина, в которой экспедиция открыла наиболее интересные местонахождения крупных меловых динозавров и древнейших млекопитающих, оказалась сокровищницей палеонтологических богатств. По масштабам нэмэгэтинская группа местонахождений динозавров и местонахождение плиоценовых млекопитающих Алтан-Тээли в Западной Монголии — безусловно, одни из крупнейших в Старом свете.