– Мне показалось, вы не собирались возвращаться туда сегодня. – Кто сказал, что не собираюсь?

– Мисс Бартон.

– Мисс Бартон, – небрежно сказал Руперт, – почти удалось внушить мне, будто я плохо себя чувствую и должен отправиться домой. На деле я в полном порядке и намерен провести весь день за работой.

Он повернулся на табурете, как если бы собрался встать и уйти. Но вместо того, секунду поколебавшись, сделал полный поворот и очутился снова лицом к стойке:

– Не выпить ли нам кофе?

Даже если бы Хелен не подозревала, что он хитрит, этот маневр заставил бы ее насторожиться. Слегка наклонив голову, она поймала в зеркале отражение входной двери. Только что вошедшая молодая женщина встревоженно осматривалась вокруг. Она была отлично сложена и миловидна. На ней был обтягивающий шерстяной костюм, шапочка, украшенная пером, около дюжины ниток стеклянных бус, лакированные туфли на таких высоченных каблуках, что она стояла как бы под углом к полу и шла словно навстречу ветру. Когда она, поправляя шляпу, подняла руку к своим золотистым кудрям, луч света выхватил блеснувшее платиновое обручальное кольцо.

– Она довольно мила, – заметила Хелен.

– О ком вы?

– О молодой женщине в дверях. Она вроде бы ищет кого-то.

– Не заметил.

– Ну, так заметьте теперь.

– Чего ради?

– О, вы можете заинтересоваться. Она идет. Она идет к вам.

– Не может она идти ко мне. Я ее в жизни никогда не встречал.

Руперт повернулся и послал девушке долгий, холодный, нарочитый взгляд. Она резко остановилась, затем направилась к автомату, двигаясь маленькими вихляющими шажками на высоких узких каблуках.

Хелен заметила, что ступни у нее были пропорционально шире, чем вся она, очень широки и плоски, как если бы она провела значительный кусок жизни, разгуливая босиком. Выудив из автомата пачку сигарет, девушка положила ее в черную лакированную сумочку и пошла к выходу. Один из сидящих за столиками мужчин низко свистнул, когда она проходила мимо. Но она не обратила внимания, как будто не слышала свиста или не знала, что он обозначает и для кого предназначен.

– Думаю, она жила на ферме, – поделилась Хелен. – Манера одеваться явно скопирована с какого-нибудь киножурнала. Полагаю, ее можно описать как блондинку с хорошим загаром или как брюнетку, сильно побелившую лицо, все зависит от точки зрения.

– У меня нет точки зрения. Мне она незнакома.

– Возможно, это одна из секретарей в вашем здании и пылает сумасшедшей любовью к вам.

– Вы глупости сочиняете, я не тот тип мужчины, чтобы женщины сходили с ума.

– О нет! Как раз тот самый! Знаете, совершенно великолепный образчик отеческого типа – решительный, но добрый, сильный, но нежный, вот в таком духе. Это гибельно для девушки такого возраста. Как по-вашему, сколько ей лет? Двадцать два? Двадцать пять?

– Не думал об этом и не собираюсь думать.

– Во всяком случае, она годами и годами моложе мисс Бартон. Вы согласны?

– Перестаньте дурака валять.

Хелен улыбнулась:

– Люблю подурачиться. Иначе меня бы здесь не было. Все выглядит забавно, согласитесь: Джилл и Додд принюхиваются, как пара нервных борзых, а я стараюсь сбить их со следа. Вашего следа.

– Почему стараетесь?

– Я уже сказала – потому что люблю играть.

– Я тоже люблю играть, но не тогда, когда главный приз – моя шкура. Вы уже второй раз предупреждаете меня, что Джилл опасен. Почему вы это делаете, Хелен?

– Причина слишком сложна, чтобы я могла пояснить.

– Тогда не объясняйте.

– Не буду.

– Все же хочу поблагодарить вас за беспокойство, которому вы подвергались.

– Рада быть полезной. Или, по крайней мере, надеюсь, что принесла пользу. Ох, не знаю. Я... я начинаю чувствовать себя предательницей. Хоть бы кто меня в этом разуверил, убедил, что поступила правильно, придя сюда.

– Вы поступили правильно, – серьезно сказал Руперт. – Спасибо еще раз, Хелен. Настанет время, может быть, скоро, Эми будет с нами и тоже поблагодарит вас.

– Эми? Скоро?

– Надеюсь.

– Она возвращается?

– Конечно, возвращается. Что дало вам повод думать иначе?

– Ничего определенного.

– Быть может, в День благодарения, самое позднее к Рождеству, мы будем опять вместе. Все встанет на свои места, как всегда было.

– Как всегда, – уныло повторила Хелен. – Разумеется. В точности, как было.

В точности. Неизбежно. Безвозвратно.

Она поднялась, зажав рот рукой, чтобы подавить слово, которое не должен услышать никто.