— Драка во дворе. Ты боялся, что с Кроули случится нечто подобное?

Он посмотрел на меня отсутствующим взглядом, затем снова кивнул:

— Не знаю. Возможно.

— Элгин напал на Кроули из-за того дурацкого комикса?

И снова осторожный кивок.

— Думаю, да. Эта новость многих расстроила. Оказывается, они не знали, что Кроули все еще работает над ним.

— Многих?

— Элгина. Роя. Я слышал, что и других.

— Роя?

— Немного. Однажды я слышал, как он назвал Кроули психом, когда приходил навестить его. Они крупно повздорили. Кроули хотел, чтобы я постоял на стреме, пока они говорили.

Значит, Джош прикрывал их.

— А где комикс сейчас?

Джош пожал плечами.

— У меня его нет.

— Его забрал Кроули?

— Не знаю. А где Кроули?

— Мотает свой срок. — Внезапно я услышала шум в коридоре лазарета. Где-то хлопнула дверь. Я испугалась, что меня застукают за нарушением служебных полномочий. Выскочила из камеры Джоша и закрыла за собой дверь.

— Где Кроули? — снова спросил Джош.

Я проигнорировала вопрос и вернулась в приемный покой.

Я заглянула в огороженную решеткой палату интенсивной терапии, высматривая Элгина. По крайней мере нужно справиться о его состоянии. И тут я увидела Маккея. Он сидел в приемной на краю стола, и вид у него был растерянный. Я подумала, что ему нехорошо, и поспешила к нему.

— В чем дело? — спросила я. — С тобой все в порядке?

Выглядел он паршиво. Маккей закашлялся и долго не мог остановиться, пока в груди не послышалось хлюпанье. Затем стер пот со лба.

— Неподходящее время для простуды, — пробормотал он.

Я немного успокоилась, отыскала стул, присела. Нам обоим требовалась передышка.

— Вечно ты простужаешься, — заметила я. — Это все от курения и выпивки.

Я поблагодарила его за помощь, хотя была немного напугана тем, что он использовал электрошокер. Маккей, вероятно, заметил, что мне не по себе, и начал вспоминать о старых временах. Рассказал, как они раньше улаживали подобные конфликты. Если заключенный нападал на охранника, ему это не сходило с рук. Я понимала, к чему он клонит, но слишком устала, чтобы обсуждать нюансы более человечных вариантов. После пережитых потрясений ужасно разыгрался аппетит. Я вспомнила, что в шкафчике у меня есть томатный суп, который хранится там уже не меньше года. Первый раз за все это время мне захотелось его съесть. Если бы только удалось побыстрее добраться туда, снять шлем и посвятить себе хотя бы пятнадцать минут, я быстро пришла бы в себя.

Неожиданно Маккей замолчал. Я заметила, что выражение его лица изменилось, в глазах появился страх. Я потянулась к нему, но прежде, чем успела дотронуться до плеча, он откинулся на спинку стула. Его руки безвольно повисли, и он потерял сознание. Я стала кричать, звать на помощь, одновременно пытаясь ослабить его бронежилет.

Как-то раз надзиратель, который летом работал лесником-волонтером, рассказывал, что лес может гореть под землей. Вместо стены огня, выжигающей деревья на определенном участке, лесной пожар может вспыхнуть в самом неожиданном месте. Ты идешь между деревьями, окутанными легкой дымкой, чувствуя жар у себя под ногами, и вдруг демон вырывается на поверхность и пожирает березу слева от тебя или начинает крутиться в воздухе, словно блуждающий огонек.

Ты не понимаешь, как возникает такой пожар, можно ли его предупредить и как с ним бороться, потому что он находится глубоко внизу, вне поля твоего зрения. Примерно так же я чувствовала себя в Дитмарше во время моего двойного дежурства, которое последовало за сердечным приступом Маккея.

На следующую ночь взбунтовался блок «В», и никто не мог объяснить причину волнений. Погасить такой пожар было несложно — уставшие зэки с радостью сдавались. Они напоминали иракских солдат, которые легко складывали оружие, чтобы выждать подходящий момент для следующей атаки. Эти несвязанные между собой восстания заставляют все время пребывать в состоянии боевой готовности и со страхом ждать следующего сюрприза. Вскоре ожидания оправдались: в камере «Г1» случилась драка: в руку мертвого зэка воткнули иголку, кто-то стрельнул из самодельного пистолета булавкой в шею надзирателю — не исключено, предварительно ее обмакнули в кровь ВИЧ-инфииированного или в фекалии. После этого мы боялись невидимых стрел, прислушивались к каждому шелесту, вздрагивали от легкого зуда.

У меня не было времени справиться о состоянии Маккея, и все же я переживала за него и очень хотела узнать, все ли в порядке. Когда через два дня после приступа, случившегося у Маккея, с утра пораньше завыла сирена, объявляя о побеге из тюрьмы, этот звук стал громом среди ясного неба и окончательно сбил меня с толку. В такие минуты чувствуешь себя так, словно у тебя над ухом просвистела шрапнель.

Побег заключенного? А почему бы, черт возьми, и нет? Время от времени кому-то обязательно удается перелезть через ограждение.

Потом начались обсуждения. В конце концов, пропал заключенный. Но кто? Кто что заметил? Когда его видели в последний раз? Я помнила имена всех зэков, которых под конвоем провожала в изолятор. Но я, как и остальные, боялась совершить ошибку. Маленькая оплошность может повлечь за собой большие неприятности.

Когда же прошел слух, что беглец не кто иной, как Джон Кроули, в мое сердце закралось дурное предчувствие. Как мы могли упустить его? Прошло три дня после происшествия во дворе, но никто не знал, куда его отвели и кто это сделал. Возможно, его проводили в лазарет, чтобы оказать медицинскую помощь, как и остальным участникам драки. Или же без промедления отправили в изолятор? Меня смущало, что ни один офицер охраны не признавался в том, что это он конвоировал Кроули. Разумеется, рано или поздно следствие установит имя этого надзирателя. Но не лучше ли сразу сообщить о своей ошибке? Я все еще надеялась, что этот человек сам во всем признается. Что Кроули где-то спрятали и потеряли, как бумажник, или часы, или связку ключей, но потом они вспомнят о нем. Вероятно, произошла ошибка с документацией, служебная оплошность — в наше время невозможно сбежать из тюрьмы, если рука в гипсе.