— Где Фентон?

— У него заболел живот, — ответил Скарден. — Он тебе нужен?

— Да.

— Мендеро, кореш Фентона, с которым он ходит в качалку, — сказал, что ему стало совсем плохо. Он стонал и корчился. И его отправили в лазарет. Если не обнаружат рак или перитонит, то скорее всего всучат какую-нибудь пилюлю, и он вернется в камеру. Детишки на Хэллоуин и те не получают столько леденцов, сколько мы скармливаем этим выродкам.

Я прекрасно знала об этом, потому что сама раздавала им таблетки. Красные, синие и зеленые пилюли в маленьких картонных стаканчиках.

— Спасибо. — Я махнула рукой на прощание.

Уходя, я начала вдруг сомневаться, что у меня хватит мужества выполнить задуманное. Отказаться проще всего. Перенести на другой раз, когда вновь представится возможность. Но пока у меня все так легко получалось, что я невольно почувствовала себя неуязвимой. Боялась, что если сейчас откажусь от своего замысла, то это чувство уже не вернется ко мне. Я направилась в блок «Б».

Удача снова оказалась на моей стороне. На входе у наблюдательной будки никого не было, поэтому мне даже не пришлось объясняться. Я лишь позвонила, чтобы открыли клетку, и вошла внутрь.

По лестнице я поднялась на третий ярус. Решетчатые двери были закрыты, и почти все камеры пусты. Я считала камеры, пока не дошла до той, где содержался Фентон, заглянула внутрь и увидела, что он лежит на койке, закрыв лицо рукой. Даже не мечтала, что нам удастся поговорить в такой спокойной обстановке. Я заставила себя пройтись до конца яруса, словно делала обход, а затем вернулась. Когда вновь оказалась у камеры Фентона, он уже сидел на койке и улыбался. Казалось, он даже рад видеть меня. Упомянул про мою кошачью походку. Сказал, что от меня приятно пахнет. Я проигнорирована его сомнительные комплименты, но вела себя уже не так, как прежде. Я хотела, чтобы он поверил, будто мне нравятся его комплименты или по крайней мере я не возражаю против них.

— Говорят, у тебя были проблемы с животом, — начала я.

— Ничего особенного. Крепкий сон или неожиданный визит быстро вылечат эту хворь.

Я остановилась у решетки. Я могла бы открыть дверь, и никто, возможно, даже не заметил бы этого, но сдержалась. В какой-то мере я боялась оказаться в замкнутом пространстве наедине с Фентоном. Не хотела, чтобы дежурный надзиратель или кто-то из заключенных увидел, как я выхожу из камеры Фентона. Я живо представила, какие истории они тут же сочинят. Но Фентон понимал, что я не зайду. Прошло девять, десять, одиннадцать секунд молчания.

— Мне нужна помощь, — неожиданно произнесла я. Мне не удалось контролировать выражение лица. Мой рот искривился, и вся моя уверенность улетучилась в один миг. Я была уверена, что Фентон догадался, какая из меня никудышная актриса.

Внезапно, словно желая утешить меня, Фентон протянул через решетку руку и дотронулся до моей руки. Я не отдернула ее.

— В чем дело, детка? — спросил он.

Офицеров охраны нельзя называть детками, но и надзиратель не должен стоять перед камерой и трястись как осиновый лист.

— У меня большие неприятности с Шоном Хэдли. — Слова с трудом покидали мою сжатую глотку. Ложь давалась мне нелегко.

Фентон удивился. На его лице появилось выражение тревоги, а возможно, и желание воспользоваться случаем. Он выглядел сосредоточенным. Но не растерялся и тут же пустил в ход обаяние. Он прекрасно знал, как вести себя в подобных ситуациях.

— У Хэдли есть адвокат, — сказала я, будто Фентону об этом неизвестно. — Этот процесс может здорово навредить мне. Я не сделала ничего дурного, и все равно обстоятельства складываются не в мою пользу.

Я понимала, что он и пальцем бы не пошевелил, если бы эти признания исходили от кого-то другого, а не от меня — весьма привлекательной женщины-надзирателя, работающей в мужской тюрьме. Я продолжала нести самозабвенную ложь, словно произносила реплики из дурацкий пьесы.

— Офицер Уильямс. Вы мне очень симпатичны. И мне тяжело видеть вас такой подавленной. Но что может сделать человек вроде меня?

«Ну вот, наконец-то», — подумала я.

— Я надеялась, ты поговоришь с Хэдли, убедишь его отказаться от своих показаний.

С минуту он молчал. Я ожидала, что он грубо рассмеется мне в лицо или даже попытается ударить через решетку.

— А зачем мне это делать? — осторожно произнес Фентон.

Он хотел, чтобы я четко сформулировала предложение.

— Я могу помочь, если тебе что-то понадобится. Не пойми превратно, я не намекаю на грязные штучки. Но я могла бы достать то, что тебе необходимо. Возможно, принести что-то. Я пока не знаю, как это делается. Мне просто нужна помощь.

Мне больше не нужно было изворачиваться. Мы прекрасно поняли друг друга, и от этого наш разговор стал более прямым и откровенным.