Портос, который для ясности мысли только что прикончил еще один графин с вином, отозвался вторым:

– Нельзя предвосхищать созревание вин в Шампани.

Наконец, взял слово Атос:

– Дорогой мой, потому что я не хочу этого. Д'Артаньян обвел взглядом всех по очереди, всех, вплоть до Планше, который тоже сыграл свою роль в комедии. В этот момент он был невероятно поглощен сооружением торта из вареных в сахаре фруктов.

Арамис созерцал свои ладони. В пылу сражения он сломал ноготь на безымянном пальце левой руки, и это, казалось, сильно его огорчало.

Портос хрупал утиную ножку, которая не поддавалась.

Лишь Атос смотрел на д'Артаньяна.

– Я умираю от голода, – сказал д'Артаньян. – Надеюсь, этот дуралей Планше запасся сыром.

XILVIII. ПОСЕЩЕНИЕ МАРШАЛА

Появился сыр.

Д'Артаньян приналег на него со старанием. Портос вздохнул, как это бывает с человеком, избежавшим большой опасности, реальных размеров которой он вначале себе не представлял.

– Планше!– крикнул он.

– Сударь?

– Предупредил ли ты трактирщика, что сражение будет выиграно за несколько лье отсюда?

– Да, сударь.

– Ну и что он сказал?

– Что доставит лучшее бузи из своих погребов.

– Планше, ты очень догадлив. Планше не возражал.

Внезапно послышался грохот приближающейся кареты. Казалось, будто сам дьявол в образе черного кота мчится в этой карете, влекомой тиграми.

Четверо друзей подняли носы над тарелками.

Из кареты явился маршал Пелиссар с рукой на перевязи.

Лицо великого воина сияло бледностью победы.

Здоровой рукой он подал знак д'Артаньяну.

Д'Артаньян подбежал.

– Дорогой друг, я явился не для того, чтоб помешать вашей пирушке. Но я принес вам новость.

– Новость?

И д'Артаньян весь затрепетал, как если б с ним заговорили о Мари де Рабютен-Шанталь.

– Да. Схвачен некий человек, слонявшийся по полю битвы.

– Кто же это такой?

– Жалкая личность.

– Его имя?

– Тюркен.

– Что с ним сделали?

– Сперва повесили как шпиона.

– Выходит, прекрасная Мадлен стала теперь вдовой?

– Нет.

– Мой дорогой маршал, ваш могучий разум изобретает немало такого, что приводит в замешательство. Так значит, Тюркена повесили, но госпожа Тюркен вдовой от этого не стала?

– Я проходил мимо и глядел вверх. Вы знаете, у меня есть такая привычка…

– И?..

– Но это между нами, – сказал Пелиссон, понизив голос. – Смотреть в небо для меня становится манией…

– Итак, вместо ангела вы заметили Тюркена, который дрыгал ногами в воздухе.

– И велел спустить его на землю.

– Чувство жалости в вас победило.

– Ничего подобного. Любопытство. Я подверг его допросу.

– И что ж он вам открыл?

– Что Ла Фон сбежал от него, пока он спал, прихватив с собой его часть добычи.

– Выходит, договор тоже?

– Да, договор в руках этого изменника.

– Ну а он сам?

– Нашел убежище в Пфальце при дворе маркграфа, человека, известного в Риме своим распутством.

– Итак, никакой надежды?

– Мой дорогой д'Артаньян, вы меня огорчаете. Вы обратили внимание, с каким блеском я выиграл эту битву?

– С величайшим. Всю честь победы вы приписали герцогу Энгиенскому.

– Покойный король просил меня об этом. Неужели вы, видя меня лицом к лицу с врагом, подумали, что я отступлю, получив известие, что Ла Фон нашел себе где-то убежище?

– Да, но что ж нам все-таки делать?

– Прежде всего нужно дождаться совершеннолетия короля. Затем я поддержу его в мысли, что королевство нужно увеличить. Нрав у него горячий, так что трудностей в этом деле не предвидится. Мы завоюем Нидерланды, Фландрию, Германию. Если Ла Фон спрячется, мы дойдем до Италии или до Испании.

– Ну, а если он укроется в Англии?

– Дорогой друг, существует семнадцать способов завоевать Англию, как зимой, так и летом, в любое время-года. Я изложил все это на бумаге, и документы надежно спрятаны в одной из моих крепостей, я не желаю, чтоб эти тайны стали добычей невежд.

– Значит, Ла Фон будет схвачен?

– Со временем, несомненно. Мы будем воевать ровно столько, сколько понадобится, но добьемся мира.

– Вы меня успокоили.

– Насчет мира?