За несколько часов ходьбы, практически прямой дорогой Лесник показывал сталкеру, где у него малина растет, где картофель хорошо пошел, где кабачки с помидорами несмотря не тучи зреют, а где и яблони родят круглый год. По пути сорвав несколько плодов он угостил сталкеров, заодно указав какие есть нельзя и почему. «вот что значит быть дома» с некоторой долей зависти подумал про Лесника Егор, оставляя справа и слева скопления аномалий группа добралась до еще одного, уже более серьезного домика Лесника. Дом был сделан из свежего сруба, имел высокое крыльцо, потолки, во дворе все так же стоял колодец с журавлем, возле крыльца собачья будка, по размерам напоминающая скорее детский домик нежели конуру.

— Ну вот и пришли. — зевая сказал дед. — бессонная ночь, переход и остальное здорово утомили его и сталкера. Ученый, который казалось всю дорогу был свеж, что-то рассказывал и спрашивал тоже приутих.

Из конуры вышел здоровый чернобыльский пес, утробно зарычал увидев незнакомых людей, но получив от деда типично собачье указание «спокойно свои, фу» перестал рычать, облизнулся и суетливо перебирая передними лапами, пригнув голову и виляя хвостом подошел к Леснику. Лесник ласково потрепал огромного пса по загривку, при этом чтобы потрепать его ему пришлось не наклониться, а наоборот приподнять руку выше пояса. «Ну и зверина» — подумал Егор, уже автоматически заставлял себя не удивляться, не бояться и не хвататься за ружье, но здесь его сил практически не хватило. Научившийся бояться слепых псов возле периметра и пару раз имевший дела с чернобыльским псом он все же зажмурился, задержал дыхание, и остановился.

— Глеб Борисович — я боюсь. — старательно стараясь не представлять клыкастого оскала и брызжущей слюны сказал он.

— Я и вижу, — сказал Лесник — что тяжело отвыкать от привычек? Отвыкай пока со мной ходишь, оно тебе пригодится.

Ученый в этот момент с интересом разглядывал показания экрана ПДА к которому гибким шнуром был подключен прибор с зеленом аквамариновом корпусе.

— Очень показательно! — восхитился он — очень! — повторил еще раз, вообще не испытывая никаких волнений по поводу пса.

Они вошли в дом, в доме было несколько комнат, старая еще советская мягкая мебель, уютные белые кружевные занавесочки на окнах, умывальник мойдодыр и все остальное что представляло себе обычный сельский стиль, включая работающий белый холодильник Бирюса.

— О, а как это? — спросил сталкер указывая на холодильник.

— Как, как, известно как. Десяток «батареек», «леденец», трансформатор на 220 вольт и вперед светить — не пересветить, на мой век хватит. Вам комната вон там — он указал сталкерам рукой, уборная на улице кто хочет идите сейчас, я посмотрю чтобы Пес не шалил. Потом спать, и вам советую вечером Егор, пойдем с тобой по артефакты, да помощников мне искать.

Сделав свои дела путники разошлись по комнатам и по кроватям. Растянувшись во весь рост в уютной кровати с высокими перьевыми подушками, в одном нижнем белье Бобр очередной раз удивился, «а ведь правда Зона все дает человеку — живи не хочу. Только что же нам жить мешает?», чувствуя что ему крайне необходимо чье-то еще авторитетное мнение относительно его вопроса он спросил у Валеры, лежащего рядом.

— Валер, слушай, а что это мы все воюем и воюем в Зоне. То с мутантами, то друг с другом, то опять с мутантами. А я ведь погляжу тут же и жить можно. Даже электричество есть. А яблоки какие ты видел? Я только в детстве по пол яблока мог съесть Алма-атинский Апорт, а тут такие что и сейчас не осилил, выкинул.

— Я тоже выкинул — подтвердил Валерий. — жаль, вкусные яблоки. И вообще, несмотря на разнос всей экологии, плотность биологических объектов здесь очень высокая, корма хватает всем, даже с избытком. Монолит излучает, вот и растет все и вся.

— Так а что же мы все бьемся и бьемся, а Валер? — сталкер перевернулся на живот. — чего бы взять и не жить вот как Лесник например? А?

— Понимаешь Егор, — начал ученый — мы же, человечество, то есть всю нашу историю воевали друг с другом, охотились на животных, садили их на цепь, делали от себя зависимыми. А еще истребляли непокорных, опасных, особенно себе подобных. Люди привыкли выживать, потому что думали раньше что у них, то есть у нас не хватало ни знаний ни сил чтобы спокойно жить. Прибежала толпа с дубинками поколотила тех у кого дубинок меньше, увела баб и весь разговор. А теперь посмотри мощности у человечества поднялись в десятки раз, а сознание и отношение к окружению осталось прежним. А Человечек самостоятельно думает по-своему, а если в толпе то так как думает самый примитивные ее индивид, а самый примитивный кричит, отберем, убьем или отберут, убьют. Вот так и привыкаем мы отбирать и убивать.

— А что же делать тогда? — приподнимая голову спросил Егор.

— Отношение свое менять, сталкер, отношение. Вот Зона нам и показывает, как его менять. Иначе раз, и нет человечества. Дубинки-то нынче помощнее будут.

— А как менять? В смысле мы же и не боимся никого вроде, ну там на Большой земле.

— Ошибаешься, мы все боимся. Кто начальства, кто работы, кто отсутствия начальства, кто отсутствия работы, продуктов несвежих, продуктов свежих, сахара, соли, жить с водкой, жить без водки… да нет ничего такого чего бы человечество не боялось. Главное что для воодушевления и радости мало места остается, любить человечество по другому начинает, за что-то, при условии, старается выживать среди себе подобных, а не использовать результаты и возможности своих достижений. А знаешь почему?

— Почему?

— Потому что не выгодно это тем кто… ну вот точно как та тварь которая меня на дерево затащила, и зверей других, тех что криком померли. Вот такие которые закрывают нам простым людям глаза, и заставляют поверить в грустные картины, чтобы мы боролись, дрались между собой, украсть норовили, выживали. И ведь получается у них, казалось бы ерунда, а ведь получается утащить то нас на дерево, чтобы ножками не по земле шли а на месте подвешенные были. Куда деваются смелые, отчаянные подростки, которые желают всем счастья и даром? Всем, всем? через десять лет? А я скажу куда они деваются, они вот как та скотина висят в деревьях с паразитом в голове, и кричат тому что видят, а она тварь смеется потому что суть у нее такая, ей всегда мало. Людям всегда мало, несмотря на то что достаточно.