— Можно и так. Пусть покупается.

Случай выполнить задуманное представился через несколько дней. Вечерело. Ногин вышел из конторы «Электрической силы», и за ним словно тень последовал человек в кепочке. До этого он битый час прохаживался возле конторы со скучающим видом.

Фиолетов и Сулейман двинулись следом. В это время Ногин всегда направлялся в библиотеку за свежими газетами, приходившими из Тифлиса вечерним поездом. Путь его был хорошо известен: мимо нефтяного промысла Нобеля, складов и открытых хранилищ мазута.

Возле одного из них они нагнали филера, и Сулейман, тихонько подкравшись сзади, накинул ему на голову мешок. Филер даже не успел вскрикнуть, как его подхватили на руки, пронесли несколько шагов и бросили в яму с мазутом.

Судил братьев Шендриковых рабочий суд. Зал был полон народу. На сцене за столом сидели Джапаридзе, Азизбеков, Вацек, Фиолетов. Сбоку, на скамье подсудимых, все четверо Шендриковых — три брата и Клавдия.

Защищал Шендриковых меньшевик Сандро Девдариани, обвинителем был большевик Виктор Ногин.

Обвинение Ногин сформулировал резко и точно. Шендриковы предали интересы рабочего класса, вошли в сговор с буржуазией. Боясь оттолкнуть буржуазию, они пошли на сделку с правительством, с представителем наместника Джунковским, от которого получили, якобы на борьбу с безработицей, тридцать тысяч рублей, но безработные из этих денег не увидели ни гроша. Зато близ Баку под лживой вывеской «Союз балаханских и биби-эйбатских рабочих» появился завод, или, как господа Шендриковы назвали его, «трудовая артель», где по их бредовой идее рабочие будут мирно уживаться с капиталистами.

— Это ли не ярчайший пример полицейского социализма! — воскликнул Ногин. — А вот и не менее яркий акт предательства.

Ногин вынул из кармана копию письма Льва Шендрикова Джунковскому и прочитал ее. В зале зашумели. Раздался свист, крики «Позор!».

— Я не посылал этого письма Джунковскому, — крикнул Лев с места.

— Это наглая ложь! Все инспирировано! Провокация! — поддержали брата другие Шендриковы.

Защитник Девдариани в запальчивости так стукнул тростью по столу, за которым сидел обвинитель, что сломал ее.

— Тише, товарищи! — Председатель тщетно пытался призвать к порядку сторонников Шендриковых. В зале их было мало, но шумели они за всех.

— Слово имеет Газар Айрапетян.

Маленький человек с лицом, почти сплошь заросшим волосами, быстро поднялся на сцену. Увидев его, Лев Шендриков опустил голову.

— О, он боится посмотреть мне в глаза! — крикнул Айрапетян. — И знаете почему? Потому что он перед армяно-татарской резней продавал оружие и нам, и мусульманам. Да, да! Я купил у него, — он ткнул пальцем в сторону Льва Шендрикова, — пятнадцать револьверов по двадцать два рубля за штуку… Но не в этом дело. Дело в тех словах, которые я от него услышал. Он сказал: «Ты распространяй эти револьверы среди армян, — по-моему, тюрки затевают против вас темное дело, и армянам надо вооружаться». А когда я пришел к нему через несколько дней, то застал там мусульманина. Сначала Лев не заметил меня, и я слышал, как мусульманин его ругал за то, что Лев забрал у него триста рублей, а дал совсем мало револьверов. Разве поступают так честные члены партии?

— А кто, как не Шендриковы, подослали к представителю ЦК двух молодчиков, которые действовали от имени Нобеля! — говорил другой свидетель. — Эти двое предложили члену ЦК от имени Товарищества сначала двадцать, потом пятьдесят тысяч рублей, лишь бы он настоял на продолжении забастовки. И это в то время, когда настала необходимость срочно закончить стачку, чтобы не потерять и того малого, чего добился стачечный комитет. Шендриковы кричали на всех углах о стачке до победы и поджигали промыслы, чтобы дать предлог капиталистам провалить заключение коллективного договора. Что вы скажете на это, господа Шендриковы?

Шендриковы ничего не сказали. Вместо ответа один из их прихлебателей прибегнул к испытанному приему — бросил в середину зала большую тощую кошку. Ошарашенная кошка, истошно мяукая, начала метаться и прыгать по плечам и головам собравшихся.

— Товарищи могут воочию убедиться, какие методы используют в споре господа Шендриковы! — крикнул в зал Фиолетов.

Заседали всю ночь. Дело не раз доходило до драки, до пощечин, которыми встречали сторонники Шендриковых ораторов, выступавших против них. Страсти не утихали и во время перерыва.

— Ванечка, пожалуйста, смотрите за Макаром, — предупредил Джапаридзе. — Противники обнаглели, и я очень боюсь за него.

Фиолетов кивнул и спустился в зал к толпе, окружившей Ногина. Ногин стоял на возвышении, и его статная фигура хорошо виднелась на фоне белой стены.

И вдруг… Это произошло совсем невольно, скорее, интуитивно. Фиолетов обернулся и увидел в сторонке худощавого молодого человека, который вытаскивал из кармана револьвер. Иван мгновенно бросился к нему. Еще секунда, и раздался бы выстрел, но этой секунды оказалось достаточно, чтобы выбить уже нацеленное в Ногина оружие.