Но печальное событие не изменило Нинкиных привычек. Перечитав вдоль и поперек все содержимое родного книжного шкафа, добралась-таки и до Лелиного, где стояли, сомкнув ряды, подписки Фенимора Купера, Майн Рида, Жюль Верна, Золя, Бальзака, Гюго, Дюма. Леля книги давала, но сопровождала категорическим требованием: «Увижу хоть одно маленькое пятнышко — больше книг не получишь!» И Нина героически терпела, читая увлекательные страницы без сладкого, что смело может быть приравнено к победе духа над плотью.

Третьей старой любовью, родившейся вместе с Ниной, была любовь к бабушкам. И даже не потому, что они самозабвенно ухаживали за внучкой, выполняя все ее прихоти, вовсе нет. Нина любила их просто так, не задумываясь, не давая себе труда анализировать. У бабушек за долгие годы совместной жизни выработалось четкое распределение обязанностей. Ревекка Евсеевна несла на себе основные тяготы по обеспечению семьи полноценной пищей и поддержанию стерильной чистоты в доме, а Елизавета Евсеевна вносила завершающие штрихи, придающие бытовой прозе неповторимое очарование. В полном соответствии с законами диалектического материализма можно сказать, что Ревекка Евсеевна обеспечивала базис, а Елизавета Евсеевна — надстройку.

Века каждое утро, прихватив латаную-перелатаную кошелку, отправлялась в поход за продуктами. На рынке она придирчиво выбирала небольшой кусочек мяса, или цыпленка, или свежепойманную щуку; пробовала деревенские творог и сметану, щупала тугие бока яблок и мягкие — груш. Через день, чередуя рынок с магазинами, она приносила масло, нежную докторскую колбасу или голландский сыр, нарезанные ловкой продавщицей словно на микротоме. Если дело происходило в выходной или на каникулах, ей навстречу должна была выходить Нина и помогать донести тяжелые авоськи. Ежедневные фуражирские вылазки были оправданы тем, что недавно купленный новенький холодильник «Саратов» был маленьким, вровень со столом, не вполне надежным, а главное — непривычным.

Придя домой, Века готовила обед, блюда которого накануне тщательно продумывались и утверждались на семейном совете. Учитывались: польза для здоровья, разнообразие, наличие витаминов и научное соотношение белков, жиров и углеводов. Из всех достижений цивилизации, как-то: газовая плита, мясорубка и эмалированные кастрюли — Века признавала только газ. Мясо и рыбу она рубила секачом на огромной деревянной доске, убежденная в том, что фарш от соприкосновения с металлической мясорубкой теряет свои полезные свойства, а в кастрюлях варила только бульон, все остальные блюда доверяя надежным и проверенным чугункам.

Из-под ее рук выходила пища богов. Даже обычные блинчики, фаршированные мясом, таяли во рту, не говоря уж о кисло-сладком мясе, фаршированной рыбе и варениках с вишнями, залитых потоками сметаны.

Помимо кухни, на Веке были уборка и стирка. Что касается последней — это занимало много времени, отнимало много сил, но зато результат! Нина больше нигде и никогда не встречала такого белоснежного, едва заметно отливающего синевой, накрахмаленного до хруста, выглаженного без единой морщинки, сложенного в идеально ровные прямоугольники белья! Чтобы добиться такого эффекта, Века белье замачивала на ночь в цинковом корыте, а утром кипятила его несколько часов, помешивая деревянной палкой, чтобы не подгорало. Потом она тщательно терла простыни, пододеяльники и наволочки, обильно намазанные коричневым хозяйственным мылом, на стиральной доске. Следующим этапом, требующим силы и выносливости, было полоскание в нескольких водах, благо что кран, из которого лилась только холодная вода, находился над раковиной тут же, в кухне. Не забудем о том, что после каждого полоскания белье нужно было тщательно отжать, и только после этого подсинить, накрахмалить и вынести в огромном тазу во двор, чтобы пришпилить деревянными прищепками к веревке для просушки. И если вы думаете, что это все, — вы глубоко заблуждаетесь. Ибо высушенное белье раскладывали в комнате на столе, и Века, набрав полный рот воды из стакана, прыскала аэрозольным облачком на ткань, а затем туго-туго скатывала каждую тряпочку в колбаску, добиваясь равномерной оптимальной влажности. Потом призывала на помощь сестру или Нину. Нужно было с двух сторон ровненько собрать края, зажать их крепко-накрепко и, откидываясь друг от друга в противоположных направлениях, как деревянные ярмарочные игрушки, вытянуть белье по всей длине. А теперь — гладить! Два старинных чугунных утюга по очереди грелись на газовой плите, и приходилось их менять, постоянно бегая через проходную комнатку в кухню. К счастью, вся эта прачечная разворачивалась один раз в неделю, по пятницам. Зато какое ни с чем не сравнимое блаженство — после купания (на той же кухне, в цинковом корыте, но это отдельная песня) надеть чистую, выглаженную, горьковато пахнущую рубашку и скользнуть в душистую белоснежную постель!

Елизавета Евсеевна тоже трудилась целыми днями. Но на ней было баловство: готовила она только сладкое, а в остальное время шила, чинила, латала, перелицовывала, вязала и вышивала. Что касается ее выпечки — словами это не опишешь. Это надо пробовать. Нет, не пробовать, а есть, наслаждаясь каждым кусочком тортов, пирожных, печенья, пирогов и пирожков. Вышеназванные варенья, упрятанные в стеклянные банки с этикетками, написанными неразборчивым медицинским почерком Елизаветы Евсеевны, хранились в стенном шкафу темной комнаты. По ночам там шуршали легкомысленные лакомки мыши, лелеявшие надежду добраться до вожделенных вкусностей. Но практичная Века ставила на их пути мышеловки, в которые периодически попадалась утратившая бдительность любительница варенья.

С начала лета и до ранней осени в большой комнате под столом стояли корзины с фруктами и ягодами, прикрытыми чистой марлей, ожидая своей очереди превратиться в сладкую массу. Технология приготовления была выдержана в старых, еще дореволюционных традициях. Например, обычную смородину с сахаром ни в коем случае нельзя было пропускать через мясорубку, чтобы не разрушить священные витамины. Нет! Елизавета Евсеевна, тяжело вздыхая, опираясь на стол левой рукой, правой перетирала ягоду деревянной плошкой.

А какие наливки она делала! Янтарно-желтые, темно-вишневые, прозрачно-розовые, сладкие, ароматные, густые, терпкие! Налитые в хрустальные рюмки по случаю праздника, они вспыхивали и искрились, вобрав в себя щедрое украинское солнце.

Если Елизавета Евсеевна не готовила — значит, она занималась рукоделием. Конечно, ей приходилось отвлекаться на банальную прозу: штопать, латать, перешивать. Но, покончив с суровой необходимостью, она создавала произведения искусства. Вышивкой крестом и гладью были украшены подушки, подушечки и думочки, число которых намного превышало разумные потребности. А то, что не помещалось на подушках, красовалось на стенах в рамочках.