Штакельберг был уже человек немолодой, но еще чувствительный к женской красоте. Стараясь поддерживать с населением города Кракова добрые отношения, в чем он и успевал, Штакельберг слишком уже сблизился с обывателями, особенно с монахами. В Краковском замке хранились полковой обоз, 4 пушки и там же содержались пленные конфедераты вопреки приказанию Суворова, требовавшего отправки их в Люблин.

Александру Васильевичу доносили о беспечности Штакельберга, но он не обращал внимания, в чем и сознался Бибикову после катастрофы. По меткому выражению Суворова, Штакельберг «был обременен ксендзами и бабами». Рассказывали, что он велел снять часового с одного важного поста из угождения знатной красавице, которая, действуя в пользу заговорщиков, жаловалась, что ночной оклик часового не дает спать.

А когда таким образом беспечность замкового гарнизона доведена была до последнего предела, то барон Виомениль немедленно исполнил свой план.

В нескольких верстах от Кракова, в Тынце, командовал полковник французской службы Шуази. В ночь с 21 на 22 января 1772 года он посадил большую часть тынецкого гарнизона на суда и переправился через Вислу к Кракову

С величайшею осторожностью подошел он к стенам замка, отделил часть отряда для прохода в замок другим путем, а сам отправился к трубе для спуска нечистот, заблаговременно ему указанной. Добравшись в темноте с большим трудом до искомого отверстия, он с частью людей полез туда вперед всех; двигались стоя на коленях, по одному. Доползя до начала трубы в замке, Шуази с ужасом увидел, что внутреннее отверстие заделано камнями, тогда как ему было обещано, что ко времени атаки камни будут вытянуты. Сломать каменную преграду было невозможно. Шуази со своими людьми пополз и кое-как выбрался из этого грязного прохода. Он пошел с отрядом около города, высматривая своих и приглядываясь, нет ли каких признаков присутствия их в замке. Все было тихо.

Перед ним высились темные, безмолвные стены и ничего больше. Бродить, таким образом, возле Кракова нельзя было долго. Русские, заметив неприятеля, могли отрезать ему путь отступления в Тынец и взять эту крепость, так как в ней оставалось гарнизона всего сотни две человек.

Шуази с тяжелым чувством направился к Тынцу, покидая на произвол судьбы капитанов Виомениля и Сальяна с частью отряда. Отойдя версты две или три, он вдруг услыхал сильный ружейный огонь в Кракове, остановился и послал польского офицера на разведку. Офицер скоро вернулся и сообщил, что замок занят Виоменилем и Сальяном. Шуази повернул назад и быстро пошел к Кракову.

Дело было так

В исходе третьего часа ночи Виомениль и Сальян приблизились к замковым воротам. Перед тем выпал большой снег, и люди отряда имели на себе поверх платья ксендзовскую одежду, дабы не возбуждать внимания часовых. Невдалеке от ворот находилось внизу замковой стены отверстие для стока нечистот, заделанное железной решеткой; решетка оказалась, по условию, выломанной, часового при отверстии не было.

Французы пробрались внутрь замка без труда, кинулись на караул при воротах, закололи часового, захватили на платформе ружья и без выстрела перевязали всех людей, а потом направились к главному караулу и сделали то же после беспорядочной стрельбы захваченных врасплох солдат. Замок был в их власти.

Вслед затем прибыл Шуази с отрядом. Тотчас были завалены изнутри ворота и оставлена свободною лишь низкая калитка.

Для отвлечения внимания военного начальства от замка в эту ночь в городе был назначен костюмированный бал, на котором находился и Штакельберг. Весть о занятии замка пришла к нему на балу, и он решил отнять замок тотчас же. Была произведена бессвязная атака, но отбита; за нею через полчаса другая, но также без успеха; потеряно 42 убитых и раненых. Отряд этот отбросил русских, и пехота пробралась в замок, кавалерия же была отогнана с потерею 15 человек.

Ночью на 24 января опять подошла подмога и тоже прорвалась в замок, потеряв много людей.

В таком виде представляется захват краковского замка по печатным источникам и частью по донесению Штакельберга и первому расследованию Суворова.

По приказанию военной коллегии было вскоре произведено следствие, оно бросает сомнение на некоторые из рассказанных нами данных, сделавшихся ходячими.

Собственно перед захватом замка никаких послаблений в караульной службе Штакельберг не допускал, послабления существовали с самого прибытия его в Краков и, вследствие отсутствия всякого надзора, перешли мало-помалу в полную распущенность. Караул содержался с незаряженными ружьями, караульную службу никто никогда не проверял, дальние разъезды не посылались и сведения о неприятеле не проверялись, ближние конные патрули исполняли службу, когда и как вздумается их ближайшим начальникам, без проверки свыше, не было дано инструкций ни плац-майору, ни караульному офицеру, к отверстиям под стеной для стока нечистот часовые не становились и эти отверстия никогда не осматривались.

От такого систематического небрежения в ночь на 23 января караулы оказались спящими, конные патрули не показались в замке ни разу, стоявший около парома часовой казак самовольно отошел от своего поста за версту за сменой и, таким образом, не заметил прибывших от Тынца людей. Из следственного отдела также видно, что «скважин» под стеною было несколько и что через них неприятель и пробрался в замок.

Не представляется сомнения в том, что французам и конфедератам помогали некоторые из городских и замковых жителей, которые и подпилили или выломали заранее железные решетки в этих стенных отдушинах, так как за их состоянием никто не наблюдал.

В этом печальном происшествии был виноват отчасти и сам Александр Васильевич, не дав веры сделанным на Штакельберга доносам и не обратив внимания на секретное сообщение одного поляка, поставщика русских войск, который предупреждал его, что на краковский замок будет покушение, и в доказательство справедливости своих слов показывал письмо от брата-конфедерата.

Суворов в это время собирался снова на Литву. Подрядчик уверял, что на Литве задумана только демонстрация для отвлечения русских от Кракова. Но Александр Васильевич этому не поверил, в чем потом и каялся.