Шрифт:
— Это тоже подойдет для «Аншлага», — сказал Данилов.
— Да тут полпачки подойдет, — фыркнула Таня. — Прочитаю еще одно и пойду ужинать. Слушайте: «Первое нейрохирургическое отделение – это филиал ада в центре Москвы. Мои соседи по палате ночью кричали, храпели, портили воздух, и никого, кроме меня, это не волновало. Вот интересно – почему в гостиницах испокон веков существуют одноместные номера, а у вас их нет? Мой сын был готов заплатить за то, чтобы я лежал один, но ему отказали. Причем в грубой форме, у вас вообще много грубят. Интересно, при Склифосовском тоже так грубили или тогда стеснялись? Я считаю, стеснялись. А сейчас не стесняются. Медсестры больше вертят попами, чем занимаются лечением. Попы у них хорошие, но разве тебя интересуют попы, когда ты лежишь в четырехместной палате? И вокруг некультурные люди, один даже ночью писал в раковину, думал, скотина, что все спят. А утром все умывались в этой раковине. И он тоже. А когда я делал замечания, меня угрожали задушить моей же подушкой. Я просил дежурных сестер вызвать милицию, потому как боялся за свою жизнь, но они смеялись. От страха, переживаний и постоянного недосыпа я похудел на семь килограмм. Мой адвокат сказал, что я вправе обратиться в суд, потому что мои гражданские и человеческие права были не просто нарушены, а грубо попраны». Дальше идет перечисление собственных заслуг на целый лист. Все. Пойду перекушу, пока тихо, а то потом могу не успеть…
Жалобы Таня оставила на столе. Когда все разошлись, Данилов уселся за стол и наугад вытащил из середины стопки несколько скрепленных скрепкой листов. Напечатанных на принтере, а не написанных от руки. Улов оказался неожиданно богатым – эту жалобу спокойно можно было положить в основу мелодраматического сериала.
«Когда моего мужа выписали из отделения неотложной торакоабдоминальной хирургии, я на радостях принесла врачам и сестрам цветы и коробки шоколадных конфет, всего на сумму две тысячи семьсот сорок два рубля пятьдесят копеек. Я не жалела этих денег, потому что думала, что они спасли мужа, то есть вернули его. Как бы не так! Мужа спасли – не спорю, но одновременно его увели от меня, увели из нашей семьи (я и сын Кирилл, которому недавно исполнилось двадцать два года). Увела моего мужа медсестра отделения неотложной торакоабдоминальной хирургии Марцышова Марина, отчества этой, простите меня, курвы я не знаю и знать не хочу. Оценив материальное положение моего мужа, который как дурак рассказывает всем, сколько он зарабатывает, она решила заманить его в свои сети. Конечно, каждой захочется иметь обеспеченного мужа. Так ты поживи с молодым, поэкономь каждую копейку, дождись, пока он начнет зарабатывать, а не соблазняй старых козлов, которые ради упругих сисек и такой же жопы готовы уйти из семьи! Они не думают о последствиях, потому что думают совсем о другом. Как мне стало известно, Марцышова производила с моим мужем действия сексуального характера еще во время его пребывания на лечении, а это – должностное преступление. Теперь он ушел к ней и говорит, что наконец-то нашел свое счастье, хотя на самом деле он нашел свою погибель, только сам еще этого не понял. Медсестра Марцышова Марина продолжает работать в отделении. Не исключено, что она высматривает новую жертву, побогаче. Также не исключаю, что заведующий отделением Кольчужников А. А. состоит с Марцышовой в интимной связи. Чем еще можно объяснить его бездействие? Когда я обратилась к нему с просьбой повлиять на подчиненную ему медсестру, он ответил, что его интересуют диагнозы пациентов, а не их частная жизнь. Горе женщины, у которой среди бела дня какая-то дешевая проститутка увела законного и венчанного супруга, его, видите ли не интересует. Подобного отношения я не ожидала. Создается впечатление, что все они в отделении – одна шайка.
Убедительно прошу вас, господин директор, в силу данных вам полномочий повлиять на медсестру Марцышову и заставить ее вернуть мне мужа, с которым я до сих пор пребываю в состоянии брака.
Уверена, что вы откликнетесь на мою просьбу, но если нет – я буду вынуждена обратиться в вышестоящие инстанции, вплоть до Страсбургского суда».
Не прочти Данилов этого собственными глазами, он ни за что бы не поверил бы, что бывают подобные жалобы. Бедная медсестра Марцышова Марина, живет и не знает, что над ее головой сгущаются тучи. Страсбургский суд – это вам не хухры-мухры. Впрочем, скорее всего дело закончится не разбирательством в Страсбурге, а лечением брошенной жены у психиатра.
Глава десятая
Умеренность – мать всех добродетелей, кроме одной
На экране телевизора певица изливала душу:
The man said 'why do you think you here, I said 'I got no idea. I’m gonna, I'm gonna lose my baby so I always keep a bottle near' He said 'I just think your depressed, kiss me here baby and go rest'. They tried to make me go to rehab but I said 'no, no, no' Yes, I've been black but when I come back you'll know know know I ain't got the time and if my daddy thinks I'm fine He's tried to make me go to rehab but I won't go go go. (Человек спросил: «Как ты думаешь, почему ты здесь?» Я ответила: «Без понятия. Я теряю, теряю моего малыша, Поэтому я всегда держу под рукой бутылку». Он сказал: «Сдается мне, что у тебя депрессия, Поцелуй меня, крошка, и иди отдыхать». Они пытались уложить меня на реабилитацию, но я ответила: «Нет, нет и нет!» Да, я пребывала в депрессии, но вы узнаете все, когда я вернусь. У меня нет времени, и вряд ли мой папаша думает, что у меня все хорошо. Он пробовал уложить меня на реабилитацию, но я не пошла). [4]4
Amy Winehouse «Rehab». — Перевод автора.
Данилову нравилась Эми Уайнхаус. Он находил ее голос шикарным, бесподобным.
— Самая та песня для нас. Можно сказать, профильная. — Марк Карлович взял пульт и, не спрашивая разрешения, переключил канал. — Послушаем, что скажет нам директор…
Директор НИИ имени Склифосовского давал интервью корреспонденту Первого канала в своем кабинете. Речь шла об омоложении кадров.
— Мое мнение таково – молодые врачи должны оперировать. Должны совершенствовать свое мастерство, набивать руку под присмотром старших товарищей. А старшим товарищам надо почаще допускать молодежь к операционному столу. Человек не вечен и он должен успеть при жизни подготовить себе достойную замену. Меня, честно говоря, удивляют некоторые наши зубры-хирургии, которые и на пороге восьмидесятилетия все сложные операции стараются производить самостоятельно…
— Сам-то ты когда прекратишь оперировать? — сказал Марк Карлович.
Корреспондент, словно услышав его слова, спросил у директора:
— Георгий Калистратович, а до какого возраста собираетесь оперировать вы?
— До шестидесяти пяти лет! — твердо ответил директор. — И ни днем больше. Заявляю об этом со всей ответственностью. Через восемь лет можете прийти к нам и поинтересоваться – оперирую я или нет.
— И не жаль вам будет все бросить?
— Что значит – «бросить все»? У меня столько дел, что иной раз я неделями не бываю в операционной! Я же не говорю о том, что я уйду на покой. Если будут силы – буду работать. Не директором, так хоть консультантом.
— Скажите, Георгий Калистратович, а инициатива омоложения кадров принадлежит вам или Департаменту здравоохранения? — спросил корреспондент.
— Департаменту здравоохранения надо начать омоложение кадров с себя, — прокомментировал Марк Карлович. — Целышевскому за семьдесят, он еще до Второй мировой войны родился, его замам примерно по стольку же. Вся эта компашка в стационарах и санаториях проводит больше времени, чем на работе. Совсем как кремлевские деятели в эпоху застоя.
— А кто же нами руководит? — усмехнулся Данилов.
— Всякие помощники, советники, ассистенты и прочая шушера. Неужели вы думаете, что Целышевский вникает в смысл каждого подписываемого документа? Ой, не смешите меня. Ладно, давайте послушаем, что еще нам скажет директор…
Директор продолжал рассуждать на тему омолаживания кадров:
— Установка на молодых позволит нам предельно улучшить качество медицинской помощи, оказываемой нашим пациентам. Это касается не только тех, кто оперирует. Это касается всех сотрудников института без исключения. Среди отечественных медицинских институтов мы занимаем первое место и не собираемся кому-либо его отдавать…