— Это не тля, и я не вижу грибка. — Она проверила нижние стороны листьев, но не нашла признаков клещей. — Твои братья и сестры здоровы. В чем же дело?

— Они хоть иногда отвечают тебе?

Эмили вскрикнула от неожиданности и повернулась. Еще не увидев Мэтта, стоящего позади нее, она поняла, что это он, и ее сердце вспорхнуло.

Черт бы его побрал за то, что он выглядит таким красивым, за то, что возвращает воспоминания, которым лучше было бы исчезнуть навсегда!

— В некотором смысле, да. Научно доказано, что на голосовые стимулы растения отвечают положительно.

Он глубокомысленно кивнул и указал на больное растение.

— Возможно, этот куст просто оглох.

Ей пришлось подавить улыбку. Мэтт всегда умел развеселить ее. Он вносил свет в ее жизнь, которая стала тусклой с тех пор, как он уехал. Но с течением времени Эмили привыкла к такой жизни.

— Что ты от меня хочешь, Конвей? — спросила она. — Кажется, мы согласились не попадаться на пути друг друга.

— У тебя моя папка с фотографиями ресторанов. Она мне понадобится завтра. Вторую копию взял декоратор, а третьей у меня нет.

Как Эмили могла подумать, что он просто захотел увидеть ее? С чего бы ему интересоваться такой, как она, если к его услугам тысячи других женщин?

И почему вместо облегчения она почувствовала разочарование?

— Я верну ее тебе, и ты уедешь?

— Честное слово бойскаута.

— Побудь здесь, я быстро вернусь.

Эмили пронеслась мимо него, слишком сильно ощущая энергию, исходящую от его тела. Мэтт несет в себе огромный чувственный заряд и, что еще хуже, знает это.

Войдя в свой миниатюрный офис, Эмили схватила папку со стола, но когда повернулась, чтобы уйти, то уткнулась в грудь Мэтта. Жар, исходящий от его кожи, опалил ее, и она отшатнулась.

— Что ты здесь делаешь?

Мэтт протянул руку назад и закрыл дверь.

— Обеспечиваю нам некоторое уединение.

— Ты сказал, что уедешь. Ты дал слово бойскаута.

Он широко улыбнулся, сверкая зубами, и мгновенно стал выглядеть прежним Мэттом.

— Но я никогда не был бойскаутом.

И ведет он себя в точности, как прежний Мэтт… Нет. Никоим образом она не допустит, чтобы он ей снова понравился. Это может вырасти в большую симпатию. А потом все повторится… Он уедет, и она останется одна.

— Что ты хочешь от меня, Конвей?

— Всего лишь поговорить с тобой. Я… скучал без тебя.

— Ты скучал без меня? Скучал так сильно, что ни разу даже не позвонил?

— Твои родители приезжали навестить меня. Ты могла бы присоединиться к ним.

Ее сердце разрывалось на части, когда она провожала их. Ей тоже ужасно хотелось видеть Мэтта. Но она знала, что это не выход из положения.

— Не помню, чтобы ты меня приглашал.

— Я всегда ждал, что ты приедешь.

— О, ты считаешь, что мы, женщины, способны к телепатии? Я, вероятно, должна была сказать тебе раньше, что это не так.

Мэтт внимательно взглянул на нее.

— Раньше ты не была настолько цинична.

— Я рассудительна и практична.

Телефон у нее на столе зазвонил, и Эмили повернулась, чтобы схватить трубку. Ее настроение стало еще хуже, когда она узнала голос в трубке.

— Эмили, дорогая, — резко сказала мать Алекса. — Мне надо говорить с моим сыном.

— Простите, миссис Марлетт, но Алекса сегодня не будет. — И завтра не будет, и послезавтра…

— На этой неделе я звоню уже третий раз. Разве вы не передали ему мои сообщения?

Эмили ненавидела такие ситуации. Ей было крайне неприятно лгать, снова и снова прикрывая Алекса.

— Он был настолько занят, что, вероятно, просто забыл вам перезвонить.

Занят тем, что мазался толстым слоем масла для загара и попивал экзотические коктейли, вдруг захотелось ей добавить. Уже три дня Алекс не отвечал на звонки. Эмили хорошо понимала, какому давлению он подвергается со стороны своей матери, и не осуждала его. Но ему уже давно пора самому разобраться с мисс Марлетт.

— Скажите моему сыну, что в следующую среду в девять утра бухгалтер прибудет для ежеквартальной ревизии. Присутствие Алекса обязательно. — Тон женщины был таким холодным, что Эмили показалось, будто у нее на ухе появились сосульки.

— Я передам сообщение, миссис…

Щелчок, и все.

— И мне с вами было приятно поговорить, — пробормотала Эмили, опуская трубку. Если бы она не знала эту женщину, то могла бы принять резкое обращение на свой счет. Но мать Алекса относилась ко всем — включая сына — одинаково презрительно.