В 1950-е годы, после смерти вождя, партийно-ведомственная олигархия «разоблачила» культ личности и провозгласила возврат к ленинским нормам партийной жизни (т. е. к коллегиальности). Тем самым она отвоевала свои позиции, что, в конечном итоге, и привело к распаду СССР. Сталин смог потеснить олигархов, но ему не по силам было устранить саму олигархию.

Если новая опричнина будет создаваться по орденско-партийным технологиям, то ее ждет та же судьба. И не важно, насколько «правильные» люди составят костяк «ордена меченосцев». Коллективностьи коллегиальностьпорождают структурность, а структура – страшная вещь, которая способна перемолоть самых лучших. Когда же некая структура выстраивается «над государством» (М. Калашников), то она неизбежно узурпирует государственные функции и вносит помехи в деятельность госаппарата.

Но как же избежать перерождения? Для этого необходимо свести структурность новой опричнины к минимуму.

Вообще, по самой логике вещей, опричнина должна быть полной противоположностью земщине, которая представляет собой совокупность различных социальных, политических и хозяйственных структур. Она есть производная от власти Государя, который превышает все структуры и персонифицирует абстрактное множество в единственности своей личности. Отсюда важнейшее требование – связи внутри опричнины и вовне ее должны быть как можно менее формальными. Новая опричнина – это не партия, не орден и даже не клуб. Это сетевоесообщество немногих самоотверженных людей, принципиально не претендующих на власть, но всецело преданных Государю. В этом – разительное отличие от любой, даже самой верноподданной аристократии. Последняя всегда стремится к собственной субъектности, к власти в рамках определенной структуры. (А это часто ведет к стремлению захватить власть над всеми структурами и свергнуть Царя.) У опричнины же должен быть один, единственный субъект– Государь. Отрекаясь от своей коллективной, социальной субъектности, опричник обретает себя в новом, высшем субъекте. Тем самым он идет путем социально-политического монашества.

В понимании Елисеева, опричнина выступает как тот генератор пассионарности, негэнтропии, который не дает системе сомкнуться над субъектом развития и поглотить его. В опричнине субъектность одолевает системность и структурность.

Известный экономист Михаил ХАЗИНне считает, что смена элиты, не желающей заниматься развитием, – нечто уникальное в истории. Новая опричнина (как субъект развития) должна сложиться вокруг некоей масштабной политической фигуры, обладающей соответствующими волей и разумом. Пока ее нет. Но проблема, по словам М. Хазина, не в этом. И фигура может появиться, и некий субъект действия. В этом нам даже, вполне вероятно, поможет Европа. Она, как считает известный экономист, понимает, что без развившейся России ей просто не сдержать натиск мусульман. На Западе – явный кризис старой, капиталистической модели научно-технического прогресса, а русские обладают опытом такого прогресса на некапиталистической основе. Однако, считает М. Хазин, беда состоит в остром дефиците адекватных людей для управления новой опричниной. У нынешних 20-летних варварски выломаны умственные механизмы принятия разумных решений, уровень их знаний – страшно низок.

Кадровый тупик заметен даже в нынешней правительственной системе. Например, министра финансов Кудрина критикуют все за явное несоответствие своему посту. Но внутренний ответ кремлевской «элиты» таков: по нашему внутреннему статусу главой Минфина может быть только, условно говоря, один из двадцати «своих» человек. А Кудрин из них – самый квалифицированный. Не «своих» же – какими бы талантливыми и компетентными они ни были – во власть не пускают. А потому Кудрин остается у руля финансов страны. Таким образом, система сама себя ведет к обрушению даже в силу управленческого дефолта.

По мнению независимого аналитика Игоря БОЩЕНКО, главное в опричнине – ясный образ будущего страны. Образ, содержащийся в голове правителя, учреждающего опричнину. Ибо нужно твердо знать: а ради чего осуществляются чрезвычайные меры? Перед новой опричниной сейчас тоже нужно ставить задачи прорыва в будущее. Но вот проблема: и социум, и мир сегодня намного сложнее, чем во времена Грозного, Петра или Сталина. Уму одного человека не под силу объять необъятное.

А. И. Фурсов смеется: такая постановка вопроса страдает избыточным интеллектуализмом, ведь у Грозного явно не было образа будущего. Вводя опричнину, он повиновался социальному инстинкту. Бил первым – чтобы не быть битым. Социальный инстинкт властителя, как считает Андрей Ильич, вещь намного более важная, нежели чистый интеллект. А социальная ситуация, сегодня достаточно сложная, через 5–6 лет может настолько упроститься, что здесь будут «не социальные шахматы, а социальные шашки». И решения тут потребуются простые. Так было на последней стадии первой Смуты, когда Второе ополчение (Пожарского и Минина) двинулось освобождать Москву в 1612-м. Все стало предельно просто: вот есть иноземные захватчики, которых нужно изгнать. В точках бифуркации, считает профессор Фурсов, время настолько уплотняется, что решения становятся очевидными. Дело – только за волей и силой для их принятия.

Но Фурсов согласен с тем, что сегодня, чтобы реализовать новую опричнину, необходим образ русского будущего, хотя бы в общих чертах. А в этом будущем – крайне четкий образ врага.

И все-таки И. Бощенко поставил правильный вопрос. Новой опричнине нужен мощный коллективный, творческий разум. Только ему под силу спроектировать победоносное будущее. Именно спроектировать, а не предсказать! Причем именно тогда, когда опричнина вводится в упреждающем режиме, чтобы не допустить национальной катастрофы.

После круглого стола на него горячо откликнулся тольяттинский мыслитель, автор самобытной социально-экономической теории Сергей АЛФЕРОВ. Он предложил обсудить тему IT-опричнины. Объективную вневременную суть опричнины Алферов видит в четырех главных принципах:

1. создается параллельный контур управления;

2. осуществляется переструктуризация социума (в том числе в отдельных случаях, как средство – разрыв связей в социальных группах, атомизация);