С минуту беглецы наблюдали за огнем, быстро ползущим к середине моста. Каждый думал о своем. Полина вспоминала пылающее небо над призрачным городом змееголовых карликов, из которого она вот так же спасалась бегством каких-то полгода назад. Шарль думал о горниле Вивисектора, в котором были выкованы его удивительные руки.

А потом они углубились в джунгли, оставляя за спиной затихающие вопли горящих заживо бандитов.

Если бы они задержались хоть ненадолго, то увидели бы, как из-за края обрыва показалась скрюченная рука Скрюченной Руки. Злодей выбрался из пропасти. Правая половина его лица почти полностью сгорела, но глаза пылали еще большей яростью, чем прежде.

Шарль шел впереди, прокладывая путь. Джунгли здесь оказались еще более густыми и непролазными, чем на восточной стороне каньона. В тех местах, где не помогали железные руки горбуна, он включал огнемет, вмонтированный в одну из них. Дважды они слышали странные звуки вдали, похожие на крики громадного и злобного животного, но кому они принадлежали, оставалось загадкой. Наконец обессиленные спутники устроили привал, выбрав для этого гигантский ствол рухнувшей в давние времена мандрагоры. Они съели убитую Полиной змею и напились воды из чаши какого-то громадного цветка. Вскоре, утомленные долгой гонкой, путники уснули.

Полине снилось отплытие из Саутгемптона.

Джеральд Чамберс, блестящий кавалер, джентльмен, самый молодой капитан в английском королевском флоте. Она видела себя стоящей вместе с ним на палубе «Неустрашимого». Чамберс обнимал ее за плечи, щекотал усами шею, и от него пахло кубинской сигарой и ветром дальних странствий. Как же все прекрасно начиналось!..

Пробуждение было ужасным. Со всех сторон Полину окружали злобные дикарские рожи, раскрашенные в самые невероятные цвета. В бликах затухающего костра они казались еще страшнее. Дикари выкрикивали гортанные фразы на незнакомом наречии, угрожающе тыкали копьями и давали понять, что хотят увести Полину с собой. На Шарля они не обратили внимания. В этом была их ошибка.

Полина бросила в сторону горбуна умоляющий взгляд. Она сама не понимала, сколь сильно действовал на мужчин этот взгляд. Если и оставались в бандитской душе еще какие-нибудь сомнения, в этот миг они рассеялись как утренний туман.

Шарль расправил свои широкие плечи и, как будто не было у него за спиной уродливого горба, стал во весь свой рост. Обеими железными руками он схватил двух дикарей за шеи и в одно мгновение сломал их. Швырнув трупы прямо в гущу врагов, он в следующую секунду прыгнул следом. Полыхнула огнеметная машина, раздался нечеловеческий визг, и воздух наполнился запахом горелого мяса. Деревянные копья ломались о стальные руки горбуна, но дикари не ведали страха. Снова и снова бросались они на отважного защитника Полины, не считаясь с потерями. Наконец кто-то ловкий и изворотливый огрел Шарля дубинкой по затылку. Горбун упал, залитый кровью, но сознания не потерял и продолжал сражаться. Вскоре дикари схватили его за ноги, а на руки бросились сразу по двое. Так он лежал, распятый на земле, но даже сейчас не сдавался и продолжал биться в руках у нападавших. Тогда один из дикарей прыгнул ему на живот и, широко размахнувшись, всадил копье прямо в сердце несчастного.

Полина вскрикнула. Ее сердце наполнилось жалостью. Она даже не почувствовала, как грубые руки схватили ее и понесли в лесную тьму.

Шарль был еще жив. Тело его распрямилось, и горб как будто совсем исчез. Глазами он искал взгляд своей любимой и не находил. Его губы шептали ее имя, но никто этого не услышал.

Перед самой смертью глаза Шарля открылись широко, как будто он, наконец, увидел то, что искал.

– Проклятье Семи Богов! – вскричал он и замолк навеки.

Спустя несколько часов на поляну, где разыгралась трагедия, вышел человек с обожженным лицом. Он злорадно посмотрел на тело погибшего горбуна и хриплым голосом произнес:

– Как видишь, Шарль, любовь очень зла!

С этими словами он сатанински расхохотался.

Затем он выдернул копье из окоченевшего тела и обшарил брошенные заплечные мешки. Его добычей стали большой револьвер, компас и несколько черствых сухарей.

Скрюченная Рука в последний раз окинул место битвы взглядом и пошел по следу дикарей…

– О святой пророк Иона, – еле шевельнул губами Петар. – За что, Боже?

Когда раздался всплеск и хриплый крик, молодой священник не сумел не повернуть головы. И теперь стоял, словно громом небесным ударенный, глядя в серую глубь канала.

Там, в холодной воде, зябко морщившейся под порывами ветра, тонул человек. Беспорядочно бил руками, и каждый всплеск заново окатывал душу Петара стылым ужасом. Крики начали переходить в бульканье, к парапету сбегались зеваки, толкая один другого – а священник все стоял, чуть слышно шепча молитвы, похожие на проклятия.

Обычно он не жалел времени, чтобы дойти от дома до кафедрального собора Ионы-пророка, где служил, по самой длинной дороге. На этом терялось четверть часа, ведь собор и квартира Петара в обычном шестиэтажном доме, где он жил вместе со старушкой матерью, лежали на одной прямой – по бульвару Честертона Брауна.