Которобай Павел
Шрифт:
Толик с присущей ему непосредственностью потребовал через дверь:
— Отдай коньки, бля… Бобер велел!
Толик ждал, дверь долго не открывали. Толик нажал на кнопку и больше не отпускал ее. Трели звонка заполнили квартиру.
Дверь приоткрылась, и женская рука в халате швырнула на площадку коньки.
— Осторожней, мочалка!.. Затупишь! — возмутился Толик.
— Хам! — донеслось через дверную щель.
Дверь захлопнулась.
Толик быстро подобрал ботинки с коньками в чехлах и, насвистывая, побежал вниз по лестнице.
Звучала песня из радиотарелки:
«Утро красит нежным светом Стены древнего Кремля…»Бобер в майке и брюках, с полотенцем через плечо вышел из комнаты Толика в бесконечный коридор коммунальной квартиры. В уборную, в длинной очереди стояли жильцы. Бобер покорно пристроился позади. Из комнаты напротив вышел обнаженный по пояс дружок Толика, бывший боцман, а ныне таксист Силыч. Его могучий торс был весь в морской татуировке, пересекали большие шрамы. Увидев Бобра, он широко заулыбался, почтительно поздоровался:
— С добрым утром, Всеволод Михайлович!.. — Он оглядел очередь. — Не-е, так не пойдет. — Взял за руку и повел Бобра к двери уборной. — Тут достояться — три раза обоссаться! — Он бесцеремонно занял место впереди. Уборная открылась, и оттуда вышла женщина. — Прошу, Всеволод Михалыч! — Силыч легонько затолкнул Бобра в уборную, прикрыв за ним дверь.
Очередь робко попыталась возразить: «Безобразие…», «Нахальство какое…»
Силыч по-боцмански приказал:
— Тихо! Это наш гость!.. Между прочим, знаменитый человек!
В ответ на это долговязый жилец, стоящий в сиреневых трикотажных кальсонах, придерживая их руками, закричал знакомым нам по ночному визиту Бобра голосом:
— В сортир и знаменитым по очереди полагается!
Силыч сразу оборвал его:
— Цыц!.. А ты вообще молчи, «ворошиловский стрелок» — всегда мимо толчка ходишь. — Этим он сразу завоевал некоторое расположение очереди. Все заулыбались.
— Я инвалид. У меня плохое зрение, поп неграмотный, — объяснил свою провинность долговязый.
Бабка, держащая на руках Барсика, ехидно заметила:
— У меня тоже плохое зрение, а я попадаю.
Силыч пошел на кухню. Бабка с котом тут же побежала за ним. В кухне было множество столов, забитых керосинками и керогазами. Силыч взял пустой чайник и, сняв с одного из керогазов кипящий, начал переливать воду.
— Что ж ты, паразит, делаешь?… Опять кипяток воруешь? — кинулась к нему бабка.
Силыч добродушно развел руками, в которых держал по чайнику.
— Матвеевна, я же сообщил — у меня гость.
В комнате Толика Силыч стал нарезать принесенные с собой хлеб, колбасу, сыр. Заварил чай. Вошел Бобер. Он громко смеялся.
— Ну, Силыч, я сейчас чуть не погиб!
Силыч испуганно поглядел на него.
— Что, бачок сорвался? Я ж его на прошлой неделе вот такими костылями присобачил.
— Да нет… Я чуть в ванную, не прыгнул сгоряча, а в ней керосин. До самого верха.
— А-а-а… Да это наша бабка опять к войне готовится, — пояснил Силыч. — У нее в комнате еще мешок соли припрятан, и ящик мыла. Как карточки отменили — сразу запаслась… Но я ей дал последнее предупреждение: если через неделю не освободит — утоплю ее в этом керосине вместе с Барсиком.
По радио продолжала звучать песня:
«…Чтобы ярче заблистали наши лозунги побед, Чтобы руку поднял Сталин, посылая нам привет».В это время вбежал Толик, отряхивая шапку от снега, подхватил припев:
— «Кипучая, могучая, никем не победимая!» — поднял вверх коньки. — Порядок, Сева!
— Спасибо, Толик, выручил! Садись чай пить.
. — Это тебе чай, а мы с Силычем чего-нибудь поинтересней сообразим!
— Нет, Толик, я за рулем… — отказался Силыч.
— Почему? Сегодня ж воскресенье!
— У меня халтура. — Силыч повернулся к Бобру. — Всеволод Михалыч, не обижайся, мы люди простые. — Протянул здоровенную пятерню. — Держи краба.
Бобер пожал ему руку.
— Спасибо за все, Силыч!
— О чем речь. Заходи! Всегда рады! — Силыч быстро вышел из комнаты.
Бобер пристально посмотрел на Толика.
— Ну, как там она?
— Все нормально.
— Надеюсь, ты с ней вежливо говорил?