Доктор Гронек оставил в покое бокалы в буфете и, подойдя к столу, начал убирать кофейные чашки на красивый резной поднос.

— И что же на тех фресках? — спросил он с интересом.

— Сцены мне знакомы, а вот имена героев выпали из памяти. Например, тот римлянин, что сам себе сжег над огнем руку.

— Муций Сцевола, — рассмеялся довольный адвокат.

— Точно. Или знаменитый сенатор, который ползал на четвереньках в тюрьме, обреченный на голодную смерть. Потом господин, которого посадили в бочку с набитыми внутрь гвоздями и скатили с горы.

— Знаю… все это из римской истории… как только…

— Хватит об этом, — вмешался Янда. — Яник, унеси наконец свои чашки, освободи стол! Ты, Петр, забыл нарисовать конференц-зал, в который запер после обеда всех обитателей замка. Он же рядом с рыцарским.

Коварж быстро пририсовал квадрат.

— Он, собственно, на границе главного здания и восточного крыла. Входят в него через рыцарский зал. А теперь самое главное: здесь, в углу, — он нарисовал маленький прямоугольник, — стоит раскладушка, на которой смотрит свои сладкие эротические сны наш знакомый Дарек Бенеш. Молодой, подающий надежды фотограф. Ему якобы больше негде было поселиться. У неудобной спальни есть, однако, одно замечательное преимущество — парень может ходить куда хочет и когда хочет, и никто его не проконтролирует. На этом этаже больше никто не живет.

— Наш знакомый? — заинтересовался капитан.

— Есть в нашей картотеке. Поступали заявления, что он приставал к женщинам, пугал их. Случаев насилия, однако, не было. Поэтому отделался довольно легко, но условный срок еще не кончился.

— Кого же он выбирал в жертвы?

— Розы в полном цветении, — ответил Коварж поэтической фразой. — Не слишком молодых, но и не старух… Так, теперь третий этаж. — Он взял новый лист бумаги. — Планировка, по существу, такая же. Лестница… длинный коридор. Залы, в которых будет продолжение экспозиции. А в крыльях — отдельные комнаты, что-то вроде гостиничных номеров. В восточном перегородили комнату и сделали две каморки с отдельными входами. В первой проживает экскурсовод Ленка Лудвикова, у которой постоянно глаза на мокром месте. Видно, слишком близко принимает все к сердцу. Лучше бы у себя убралась — беспорядок там у нее страшный. Вторую каморку занимает Рудольф Гакл, руководитель одного из отделов института охраны памятников, в настоящее время как бы мини-шеф. Дальше, в бастионе, хранится разбитая мебель и прочее барахло, там никто…

— Что за мини-шеф? Хватит шуточек, — прервал его Янда.

— Слушаюсь, Гакл руководит отделом выставок и пропаганды, который сейчас готовит выставку из коллекции, хранящейся в замке. Из его отдела в Клени находится только Яначек. Была еще Залеска… Так что сейчас он командует единственным солдатом. Альтманова и Бенеш занимаются инвентаризацией и работают совсем в другом отделе — кажется, учета и документации. Остаются постоянные обитатели замка: Седлницкий, Беранек и Лудвикова — они, как и другие управляющие и их помощники, подчиняются отделу исторических объектов. В Клени всем заправляет Седлницкий. Сам мне говорил, что он — как капитан на корабле. Еще вопросы?

— Рудольф Гакл! Это уже второй знакомый из замка, — вмешался Гронек, который снова откуда-то вынырнул. Он положил на пустой поднос две бумажные салфетки и высыпал на них окурки из пепельницы.

— Мне тоже это имя что-то напоминает, — повернулся к нему Янда, — только никак не могу вспомнить…

— Да ведь «Река»! Она у тебя там, в шкафу.

— Как я мог забыть! — хлопнул себя по лбу капитан.

— Какая-нибудь книга? Уж не написал ли ее Гакл? — спросил недоверчиво Коварж. — Мне он показался глуповатым.

— Отличная книга. Можешь посмотреть ее, даже взять почитать. Только потом, сейчас надо работать. Значит, в восточном крыле комнаты Лудвиковой и Гакла. Остается западная часть замка.

— Здесь, — Коварж нарисовал еще один прямоугольник, — комната не перегорожена, в ней жили вместе Альтманова и Залеска. Но они поссорились. Поэтому Мария собрала вещи и переселилась в соседний бастион. Как и в противоположном крыле, здесь накидана всякая рухлядь, в основном ненужная мебель. Она немного разгребла ее и поставила кровать. В ссоре этих женщин, как ни странно, виноват не мужчина, а кляуза, которую Эмила написала на Марию.

Янда подровнял листы с планами помещений замка и сложил их в синюю папку.

— Хочешь знать, что я нашел в квартире Залеской? — спросил поручик.

— Скорее всего ничего.

— Да, к сожалению. Все прибрано и все в полном порядке. Денег в доме немного, как и на сберкнижке. Вот… взял с собой хотя бы несколько фотографий, чтобы ты составил о ней представление. Альтманова позволила их одолжить.

— Могу я тоже посмотреть? — попросил старый адвокат.

— Почему бы нет? — разрешил Янда.

На большинстве снимков Мария была запечатлена, видимо, во время работы — об этом свидетельствовали разные замки на заднем плане. Наверное, фотографии делал коллега-любитель. Было также несколько портретов анфас и в профиль. И, наконец, пара фотографий — в купальнике у какого-то бассейна.

— Слушайте! — воскликнул доктор Гронек. — Это та женщина, которая изображена на всех портретах Седлницкого! А я еще обвинял его в подражании итальянскому Ренессансу! Но все дело, оказывается, в ней. Обратите внимание, — показал он Коваржу на покатый профиль с тонким носом и выпуклым лбом. — В пятнадцатом веке такой профиль был очень моден, дамы даже выбривали волосы надо лбом. Ей это не надо было делать. Прекрасная женщина. Большой узел волос на затылке… У красоток эпохи Возрождения были золотистые волосы, впрочем, крашеные. Они покрывали кудри специальной мазью, а потом до умопомрачения сидели под полуденным солнцем. У этой же волосы — как воронье крыло…