Шрифт:
– Нет. Я лучше кефиром.
Маша проковыляла к холодильнику, открыла дверцу, достала тетрапак кефира, свинтила дрожащими пальцами крышку и хорошенько к нему приложилась.
– Завтрак на столе, – услышала она голос Толи. – А мне пора бежать.
Маша отняла тетрапак от губ и облизнулась. Ей немного полегчало.
– Толь, ты даже не позавтракаешь со мной?
– Надо перед работой домой забежать, – ответил Волохов. – Сама понимаешь.
– Возьми что-нибудь на дорогу.
– Уже! – Волохов показал Маше завернутый в салфетку бутерброд. – Ну, бывай!
Он повернулся и зашагал к двери.
– Постой! – окликнула его Маша.
Волохов оглянулся:
– Ну?
Маша показала рукой на маленькую хрустальную конфетницу, стоявшую на столе:
– Здесь лежало мое лекарство. Где оно?
– Ты про кодеин? Я его выбросил. Слил в унитаз.
Некоторое время Маша ничего не говорила, лишь смотрела на Волохова взглядом, полным недоверия и изумления. А потом сжала кулаки и гневно проговорила:
– Ты сволочь.
– Знаю, – спокойно сказал Волохов.
– Я тебя ненавижу!
– Ненавидишь, – согласился он. – Но потом сама мне скажешь спасибо.
Еще несколько секунд Мария стояла оцепенев, потом медленно подняла руку, указала рукой на дверь и произнесла подрагивающим от гнева голосом:
– Пошел отсюда вон.
Волохов, однако, вместо того чтобы уйти, развернулся к столу и спокойно произнес:
– Не пойду. Нам надо поговорить.
Мария взяла со стола нож и взглянула на Волохова глубоко запавшими, холодно мерцающими глазами.
– Я сказала: убирайся вон.
– А то что – зарежешь меня?
Маша так крепко сжала рукоять ножа, что у нее побелели костяшки пальцев. Они долго смотрели друг другу в глаза. Первым взгляд отвел Волохов.
– Твоя «дурь» – в нише, под хлебницей, – пробасил он. – Наслаждайся.
Затем резко повернулся, прошел в прихожую, распахнул дверь и громко захлопнул ее за собой. Маша вздрогнула. Еще несколько секунд она стояла неподвижно, потом положила нож на столешницу и опустилась на стул. На глазах у нее выступили слезы. Но плакать она себе не позволила. Вытерла слезы рукавом толстовки, после чего придвинула к себе тарелку с омлетом. Она чувствовала голод. Звериный голод.
…Когда полчаса спустя Мария вышла из душа, вытирая волосы мягким полотенцем, на тумбочке затрезвонил телефон. Маша с опаской посмотрела на него, словно подозревала его в предательстве, потом повесила полотенце на спинку стула и сняла трубку.
Звонил Данилов.
– Марусь, привет! Как ты?
– Еще жива, – вяло ответила она. – А ты?
– А мне-то что будет, я шампанское не пил, – весело сказал Стас.
Маша усмехнулась:
– А водка?
– А от водки у меня похмелий не бывает. Чистый продукт. Марусь, у меня новость.
– Какая?
– Удалось установить личность второй убитой девушки.
Маша почувствовала, как учащенно забилось сердце у нее в груди.
– Кто она?
– Татьяна Кострикова, двадцати трех лет. Училась на третьем курсе филфака РГГУ. Зарегистрирована на Сущевском Валу. Снимала однокомнатную квартиру. Живет… то есть жила… одна. Подрабатывала в подтанцовке у рок-групп.
– В какой подтанцовке?
– Ну, знаешь… когда со сцены под музыку голыми сиськами трясут.
– Стас!
– Прости, Маш, но по-другому не скажешь. Кстати, год назад она перевелась в РГГУ из Московского университета. Угадай, на каком факультете она там училась?
– На факультете антропологии?
– Точно!
Веки Марии дрогнули.
– Вот и связь с первой жертвой, – хрипло пробормотала она.
– Чего?
– Я сказала: теперь есть связь с первой жертвой.
– А, ну да. Что думаешь делать?
– Надо ехать в университет.
– Хочешь, я сгоняю?
– Нет. Я сама.
– Уверена? Голос у тебя какой-то тусклый.
– Уверена, Стас. Спасибо, что позвонил.
– Не за что. Не теряйся.
Маша положила трубку на рычаг.
3
Возле дома Маша неожиданно для себя встретила бывшего мужа. Он стоял возле ее «Тойоты», хмурый, обозленный, однако, как всегда, ухоженный и одетый с иголочки (благо финансы позволяли).
Маша остановилась, посмотрела на него сердитым взглядом и спросила:
– Ты что здесь делаешь?