— Уходите… — прошептал Корф, невероятным усилием воли подавив желание схватить княгиню за шею и душить, пока она не посинеет, и ее зловонный язык не вывалится набок. — Уходите сами, если не хотите, чтобы я, не посмотрев на ваш чин и пол, велел Никите и Григорию вытолкать вас без жалости взашей!

— Фу, как вульгарно! — пожала плечами Долгорукая. — Уверена, вы еще пожалеете, что не приняли моего предложения!

— Я не приму ничьего предложения — ни вашего, ни вашего мужа, и никого другого из вашей семьи! Вы, Долгорукие, надоели мне, хуже смерти! Вы все время вмешиваетесь в мою жизнь, вы уже почти разрушили ее… Убирайтесь! — Владимир указал княгине на дверь. — И довольно! Довольно с меня ваших проблем! Разбирайтесь в ваших делах сами, и увольте меня становиться в них посредником.

Долгорукая кивнула, направляясь к выходу.

— Похоже, я напрасно надеялась, что вы поумнели…

— Вон! — закричал Владимир. — Вон!..

У него потемнело в глазах, а потом все закрыл искрящийся звездопад. И поэтому он не видел, как величаво удалилась Долгорукая, и в гостиную вбежала встревоженная его криком Анна.

— Владимир, вам плохо? — бросилась она к Корфу, топтавшемуся посредине гостиной, точно слепой.

— Кто здесь? — не сразу понял Корф, не расслышав за стучавшей в висках кровью голоса Анны.

— Это я, родной мой, что с тобою?! Ты меня пугаешь? Ты не видишь меня?

— Аня, Анечка! — Корф протянул к ней руки и обнял ее, почувствовав ее прикосновение. — Это ты, какое счастье — это ты!

— Обопрись на меня, — ласково сказала Анна. — Сейчас ты сядешь, успокоишься, и все пройдет…

— Да-да, конечно, — кивнул Корф, с ее помощью опускаясь на диван.

— Вот, выпей, это тебе поможет, — Анна поднесла к его губам фужер, и Корф почувствовал бодрящий запах любимого бренди отца.

Он выпил и, прислушавшись к совету Анны, стал дышать медленно и глубоко. И туман вскоре рассеялся, звезды стали бледнеть, а потом и совсем пропали, открыв его взору привычный интерьер гостиной.

— Что это было? — тихо спросил Корф.

— Ты очень сильно кричал, — ободряюще улыбнулась Анна, — разволновался, вот сердце и не выдержало напряжения.

— А как ты выдерживаешь? — смутился Корф.

— Я стараюсь не задавать себе пределов, и поэтому меня почти невозможно подвести к самому краю, — пожала плечами Анна.

— Как бы и мне научиться этому чудесному способу? — рассмеялся Корф.

— Он тебе давно известен, но ты пользовался им во вред и себе, и окружающим. А теперь настало время излечения, — Агата с нежностью провела рукой по его щеке и потом, после секундного раздумья, быстро поцеловала в губы.

— Мне нравится это лекарство, — прошептал Корф. — А доктор не ограничил дозу его приема?

— Нет, — радостно рассмеялась Анна, довольная, что Владимир пришел в себя.

— Тогда повтори еще раз эту процедуру, — потянулся к ней Корф.

— Только после того, как ты расскажешь, что здесь произошло, — строго-шутливым тоном сказала Анна. — Я видела Марию Алексеевну, княгиня пробежала по коридору, точно фурия. Чего хотела от тебя эта ужасная женщина?

— Она не успокоится, пока не изведет весь наш род, — нахмурился Корф. — Мы постоянно оказываемся перед нею чем-то виноваты. Недавно она обвиняла батюшку, а ныне грозит расправой и мне.

— Но почему? — удивилась Анна. — Князь Репнин рассказал, что она, в отличие от Петра Михайловича, одобряет его отношения с Лизой и благословила их.

— Дело не в Лизе, — безнадежно махнул рукой Корф. — Кажется, нашлась пропавшая незаконнорожденная дочь князя Петра. И по какому-то ужасному стечению обстоятельств она живет здесь.

— Та самая Анастасия? Неужели? — обрадовалась Анна. — Варвара много говорила об этой загадочной истории. Та бедная женщина так и не нашла свою дочь. И все же князю повезло!

— Да, я рад за него, — с раздражением кивнул Корф. — Но Анастасия оказалась моей крепостной. И теперь Долгорукая требует, чтобы я продал ее от греха подальше. То есть, от князя Петра.

— Какая жестокость! — воскликнула Анна.

— Жизнь вообще — не мед, — пожал плечами Корф. — Но ко всем моим… нашим проблемам прибавилась еще и эта — что делать с новоявленной Анастасией. Хотя, если честно, я бы скорее предположил в ней дочь самой Долгорукой, нежели князя Петра — уж больно характером схожи эти две дамы.