— Рабастан, прошу прощения, но мы совсем не готовы тебя принять! Нет–нет–нет, это исключено! – тараторил старший Малфой, выпроваживая дальнего родственника в холл. – У нас… – Люциус замялся; аргумент «у нас мало места» никак не вязался с просторами родового имения, – у нас тут полчища докси… и вообще… не знаю… Может, через пару недель…

— Но мне некуда идти, — объяснял Раба, с досадой косясь на чопорных Малфоевских эльфов. – Ее сестрица выставила меня из дома!

— Очень, очень сожалею и сочувствую тебе! Весьма! Весьма сочувствую! Это просто варварство! – отчеканил Люциус, захлопнув парадную дверь перед носом Лестрейнджа. Спустя мгновение створка приоткрылась, и на площадку рухнули чемоданы и клетка.

Цыпа выслушал еще одну полную негодования тираду и недовольно закурлыкал, долбя клювом прутья тесной тюрьмы. Дотащив багаж до границы аппарации, Рабастан вытащил из кармана галлеон и загадал на орла–решку. Приземлившаяся на грязную ладонь монетка означала, что следовало попытать счастья у Макнейров.

Уолден проживал в низеньком одноэтажном доме с видом на свалку. Аппарировав под кухонным окном, Раба заметил, что многочисленная семья соратника только что села завтракать: тучная миссис Макнейр разложила яичницу и бекон и разливала по кружкам чай. Стараясь унять урчание в желудке, Лестрейндж робко постучал по жестяному подоконнику и дружелюбно улыбнулся. Хозяйка подняла глаза и завизжала так, что трое юных Макнейров вздрогнули, один подавился, а младшая мисс чуть не свалилась с высокого стульчика. Сам Уолден меланхолично глянул в окно – Раба ухмыльнулся еще шире и приветливо помахал рукой.

— Здорово! – радостно объявил Рабастан, как только товарищ с женой вышли на крыльцо. – А я вот… мимо проходил… и решил заглянуть…

— С вещами, — добавила Клотильда Макнейр, угрожающе багровея.

— А что в этом такого? – притворился непонимающим Лестрейндж.

— Раба, не дури! Нарси мне уже обо всем написала! – госпожа Макнейр выудила из кармана фартука надушенный конверт. – Так что зря пожаловал!

— Э–э–э, Уолден, ты что, забыл… – в Рабастане тоже закипала кровь, и он был готов напомнить другу обо всех карточных и кабацких долгах, но Клотильда молниеносно выхватила палочку. Прильнув носами к стеклу, из кухни на них смотрели шестеро маленьких Макнейров.

— Ничего он не забыл!! Проваливай, алкоголик, стервятник неощипанный! – наступала на него дородная хозяйка. Уолден тем временем незаметно скрылся в доме.

— Я вам это еще припомню, — сквозь зубы прошипел Рабастан; пятясь к багажу, он зацепился за клетку и опрокинул ее, вызвав сердитый клекот. Юные Макнейры тут же распахнули окно и заверещали:

— Дядя Раба Цыпу принес!! Он Цыпу принес, давай с ним играть!! Ну ма–а–ам, па–а–ап!… Дядя Раба, не уходи!!

— Круцио! – рявкнула Клотильда на детей, по–прежнему тыча палочкой в Рабастана; малышня бросилась прочь от окна. От души жалея о том, что кодекс чести не позволяет драться с дамой, Лестрейндж плюнул и дезаппарировал.

На пороге поместья Эйвери его также постигла неудача: старый эльф–привратник с грустью сообщил, что этим утром хозяева неожиданно упаковали все самое необходимое и отправились в летнюю резиденцию на юге Франции.

— Даже позавтракать не изволили, сэр, даже газету не раскрыли, сэр, — кручинился домовик, печально таращась на незваного гостя.

— А, понятно… слушай, а ты не дашь мне чего-нибудь поесть? – с надеждой в голосе спросил Рабастан.

— Не было приказа кормить попрошаек, сэр, — пробубнил эльф, щелчком запирая дверь.

Сев в позе мыслителя на чемоданы, Раба принялся рассуждать логически. Нарцисса наверняка успела отправить предупреждения всем женатым Пожирателям: значит, стучаться к Яксли, Гойлам или Крэббам было бесполезно. Из хороших товарищей холостяками являлись Амикус, Грейбек, Снейп и Долохов. Выяснять отношения с приставучей сестрой Амикуса совершенно не хотелось, Грейбек наверняка бесился, ведь завтра полнолуние, а Снейп сидел в Хогвартсе; врываться же в домик на Спиннерс–Энд в отсутствие хозяина было бы верхом неприличия. Оставался только один вариант, и Раба, отчаянно надеясь на то, что Тони у себя, а не дрыхнет в каком-нибудь трактире, аппарировал к неказистой лачуге в неблагополучном районе Хогсмида.

К счастью, Долохов оказался дома – правда, отозвался он лишь тогда, когда потерявший терпение и вконец расстроившийся Лестрейндж стал колотить в дверь ногами. Хозяин, шатаясь, добрел до входа, пробормотал «Алохомора» и, не удержавшись на пороге, упал в объятия Рабастана.

— Тони, я тут…

— Товарищ дней моих суровых! Каналья… слизеринский мой! – вместе с перегаром выдохнул Долохов, троекратно целуя друга в колючие щеки. – Какими судьбами?!

— Боюсь, тебе это не понравится…

— Да как же так? Да проходи, проходи… это надо отметить! – засуетился радушный хозяин; из кладовой уже неслась по воздуху бутыль бесцветного дурмштрангского огневиски.

Приятели выпили и за встречу, и за изгнание, и за здоровье Темного Лорда, и за победу, и за все остальное, что пришло на ум Долохову. Выпив и закусив, Рабастан воспрянул духом и даже выпустил Цыпу из клетки; коршун с клекотом покружил по комнате, а потом сел хозяину на плечо, грозно щелкая клювом.

— Нет, ну ты представляешь себе? – в десятый раз повторил Лестрейндж – язык у него несколько заплетался, а в голове словно носился смерч. – Она меня… выставила… ведьма! – Раба ударил кулаком по шаткому столику, стаканы чокнулись с бутылкой. – Зарабатывай, говорит! А как?