Пью за штабных крыс, виноват, капитан, — за штабных деятелей. Эй, Крауз, вина начальнику штаба!

Ты пьян, Гюнт, — спокойно сказал Ганс Вирт. — Лучше бы тебе уйти отсюда.

Это… Это приказ? — Трауриг покачнулся, расплескивая вино.

Это совет, — ответил капитан. — Идем, Эгон.

Они сели за пустой столик в полутемной нише, заказали водки. Когда официант принес на подносе две рюмки и графинчик, Ганс сказал:

Ну что ж, мальчуган, за штабных крыс?

Эгон поднял рюмку, преданными глазами взглянул на брата.

Ганс, скажи, тебе надоело летать? — спросил он. — Ведь ты так любил…

Капитан Вирт залпом выпил водку, налил вторую рюмку и, чуть поморщившись, выпил и ее. Не притронувшись к закуске, он закурил сигарету и только тогда ответил:

Слушай, мальчуган, ты помнишь рассказ Гюнтера о рыжем мальчишке и русских женщинах? «Они бегали вокруг каменной глыбы, как куропатки…» — Ганс скрипнул зубами, с ненавистью посмотрел в сторону Траурига и Крауза. — Кажется, с тех пор я с каким-то страхом сажусь в самолет. Может быть, у того рыжего мальчишки отец — летчик. Может это быть, Эгон? Если бы он встретился в воздухе с Трауригом и Гюнту грозила опасность… — Капитан Вирт снова посмотрел на обер-лейтенанта и забарабанил пальцами по столу.

Эгон молчал, глядя на брата.

…вряд ли я стал бы помогать Гюнтеру, — в раздумье закончил Ганс. — Тебя это удивляет, мальчуган?

Эгон покачал головой:

Нет, Но это страшно…

Ганс улыбнулся:

Страшно ненавидеть себя за подлость, Эгон. А это чувство уже стучится в мое сердце. Ты не думаешь, что…

Чш! — Эгон наполнил рюмки и громко сказал: — Ну, за повышение, господин капитан!

К столу подходили два офицера в форме гестаповцев. высокий, худой, с выпиравшим из-под воротничка кителя кадыком, капитан спросил:

Не помешали?

Пожалуйста, — ответил Ганс.

Гестаповцы сели, заказали вина. Не стесняясь присутствия летчиков, они продолжали разговор.

Фриц говорит, — сказал высокий капитан, — что у них нет ни одного шанса скрыться. Оцеплена вся набережная, доки, порт.

Черт возьми, хотел бы я знать, за каким дьяволом они полезли в море? — бросил второй гестаповец, молодой, с красивым лицом лейтенант. — Выбросить где-нибудь мины?

Может быть. Тральщикам уже дано задание прочистить залив.

Партизаны? — поинтересовался Ганс Вирт.

Моряки с катера говорят, что парень и девчонка, — ответил капитан. — В общем, это уже бывшие люди. Капитан Фриц Зингер не из таких, которые упускают добычу.

Расплатившись с официантом, Ганс и Эгон вышли из ресторана и сели в машину.

Куда теперь, Эгон? — спросил Ганс. — Домой?

Поедем к морю, Ганс, — предложил Эгон. — Немножко посидим там, подышим.

Недалеко от «Пристани Глухарь» машину остановили патрули. Солдат с автоматом на груди и с поводком, привязанным к ошейнику овчарки, в руке, сказал:

Если встретите парня и девчонку, дайте знать, господин капитан.

Ганс кивнул головой:

Знаю.

Только желательно не пускать это в ход. — Солдат через окно кабинки кивнул на пистолет Ганса. — Господин Зингер желает получить их живьем.

Капитан Вирт повел машину мимо «Пристани Глухарь» и направил ее вдоль набережной. Эгон попросил:

Поосторожнее, Ганс. Мне не хотелось бы встретиться с партизанами.

Боишься, мальчуган? — улыбнулся Ганс.

Боюсь? — Эгон внимательно вглядывался в темноту, вплотную приблизив лицо к стеклу. — Тебе не кажется, Ганс, что вон там, в канаве, кто-то притаился?

Капитан слегка притормозил машину и повернул ее влево. Неяркий свет фар скользнул по бурьяну, и офицеры увидели две прижавшиеся к земле фигуры. Прошла секунда, может быть, две. Двое лежали рядом, без единого движения, будто мертвые. Девушка и парень. Оба мокрые.

Девушка подняла руки, желая закрыться от света. Эгон прошептал:

Фрейлейн Лиза…

Ганс молчал. Машина продолжала идти. Все дальше и дальше, минуя канаву и тех двоих, прижавшихся к земле.

Вдруг Ганс почувствовал на своем плече руку брата.

Ты что, Эги?

У тебя есть сигареты? — спросил Эгон.

Ганс дал сигарету Эгону и закурил сам. Потом сказал:

Слушай, малыш, мы с тобой летчики. Только летчики, ты понял?

Я понял, Ганс. Мы только летчики. Все остальное нас не касается.

4

Старший десятник Аким Андреевич Середин, как всегда, очень торопился и торопил других. Сейчас было десять часов вечера, а в пять утра баржа со скотом должна отойти от причала. Низкие, спускающиеся почти на самое море облака и моросящий дождь… Наверно, советские летчики сегодня не прилетят. Комендант фон Штейер уже дважды звонил в порт, спрашивал: