– Но это безумие, ведь у римлян есть регулярные войска!

– Не следует недооценивать мужество, или безумие, как вы изволили это назвать, верующих, – заметил Эвкрат. – Особенно если их вера питается общей гордостью.

– Да, этот римский наместник, с которым мы вчера ужинали, сказал нам, что здесь уже вспыхивали восстания, но все они были жестоко подавлены.

– Это мало что дало. Иудеи не стали послушными и, по моему убеждению, никогда не станут таковыми. Надо быть готовыми к тому, что они найдут себе достойного вождя и доставят немало хлопот римлянам. Это народ пророков. В нужное время среди иудеев появится пророк, который призовет их к обновлению Закона. Вот тогда-то и начнется заварушка.

– Священники не воспылают к нему любовью, – заметил Иона.

– Верно, совершенно верно, – согласился Эвкрат. – Не хотите ли вы пить? Вон там я вижу торговца сладкими лимонами…

Он подозвал торговца и купил у него полдюжины плодов с бледной восковой кожурой, протянул три из них Ионе и принялся очищать один лимон карманным ножом.

– Как вы правильно заметили, священники не воспылают любовью к этому пророку… Счистите белую пленку с долек, она горькая. Но таков удел всех героев. Они всегда вызывают к себе враждебность земных властей. Вспомните хотя бы нашего Геракла. После того как Геракл избавил мир от таких чудовищ, как стимфалийские птицы со стальными клювами, эриманфский вепрь, лернейская гидра и немейский лев, и восстановил всеобщий мир, он был отравлен собственной женой Деянирой, которая подарила ему одежду, пропитанную ядовитой кровью кентавра Несса, одного из жертв героя. Геракл испытывал настолько ужасные страдания, что решил покончить с собой, бросившись в костер. Геракл – полубог, поскольку был сыном самого Зевса и смертной женщины Алкмены, и все-таки, если верить Софоклу, последние слова, которые он произнес перед тем, как испустить дух, были обращены к его отцу: «О Зевс! Мучения, мучения! Вот все, что ты мне дал!»

– В конце концов я поверю, что у вас более философский склад ума, чем это можно было предположить, зная, что вы архитектор, – сказал Иона. – Вы часто ссылаетесь на мифы.

– Мифология так же реальна, как сладкие лимоны. Она объединяет все, что бродит в головах, все страсти и все мечты. Умирают идеи, но не мифы.

– Значит, этот иудейский пророк, о котором вы говорите, непременно будет жертвой.

– Если это герой, великий герой, он станет и полубогом. Все великие герои – полубоги, а все полубоги – жертвы.

Иона улыбнулся.

– Когда я общаюсь с вами, у меня возникает чувство, будто ваш взгляд пронзает завесу будущего. Мне не терпится дождаться появления этого пророка.

– Вы насмехаетесь надо мной, – заметил Эвкрат, кусая ус.

– Я никогда не позволил бы себе ничего подобного! Просто прежде я не знал, что все герои, бывшие полубогами, заканчивали свои дни, становясь жертвами.

– Я привел в пример Диониса и Геракла. Но у персов есть Таммуз, а у египтян – Осирис, хотя последний – настоящий бог. Так или иначе, герой всегда портит настроение, появляясь словно для того, чтобы другие почувствовали себя неуютно. И чем больших успехов он добивается, тем больше приобретает врагов.

Эвкрат очистил последний лимон, постаравшись на этот раз снять кожуру так, чтобы спираль не порвалась. Задумавшись, он стал раскачивать кожуру, зажав ее между большим и указательным пальцами.

– Схема событий всегда повторяется, но сами события не повторяются никогда.

Нищий тянул Эвкрата за рукав, прося милостыню во имя Давида, к тому же на ломаном греческом языке. Эвкрат посмотрел на него. Это был совершенно здоровый, но очень грязный мальчик. Его глаза были буквально забиты выделениями. Вместо того чтобы дать ребенку денег, Эвкрат силой подвел его, кричащего от страха, к ближайшему фонтану. Затем Эвкрат тщательно вымыл ребенку лицо и глаза. Ребенок сощурился. Глаза у него были темно-карими.

Над всеми домами Иерусалима поднимался голубоватый дымок. Воздух во всех кварталах был пропитан запахом жареного мяса.

Примерно за час до захода солнца на улицах можно было встретить только чужеземцев. Время от времени чужеземцы останавливались, чтобы понаблюдать за иудеями, которые раскачивали на ригелях своих домов пучки душицы, окропленные кровью. Это была кровь ягнят, которых принесли в жертву в этот день, чьи туши, связанные и нанизанные на вертела, жарились на кострах. Этот ритуал совершался в память об одном гипотетическом событии – тогда Бог древних евреев убил в Египте всех младенцев мужского пола, за исключением иудеев.

Дом Ионафана был просторным и находился недалеко от Храма, но гораздо ближе к старому дворцу царей из династии Асмонеев. Ионафан остановился на пороге большой, ярко освещенной комнаты, где на скамьях или на корточках сидели человек десять мужчин, как старых, так и молодых. Они только что выкупались, и их бороды были влажными, а ступни – розовыми. В воздухе разливался аромат сандала. Мужчины были одеты в пестрые, в основном полосатые халаты, которые резко контрастировали с их торжественным видом. В руках каждый держал пастуший посох в память о тех временах, когда иудеи были кочевниками.

Мужчины повернулись лицом к вошедшим. Их улыбки и вопросительные взгляды были обращены к юному незнакомцу.

– Ты едва не опоздал, Ионафан, – сказал мужчина, которому на вид было лет сорок. – Приветствую твоего друга.

– Добрый вечер, отец. Добрый вечер, дед. Добрый вечер, дядья. Добрый вечер, братья. Я хочу вам представить Иисуса, которого я пригласил разделить с нами трапезу. Это сын Иосифа, раввина и плотника из Капернаума.

– Ты здесь желанный гость, сын мой, – сказал отец Ионафана Иисусу. – Возможно, ты хочешь освежиться перед ужином? Ионафан проводит тебя.