— Ну что ж ты будешь делать! — говорила она рассерженно, но увидев Кота радостно воскликнула:

— Кот! Ну и ну! Откуда ты взялся?

— Да так, обходил охотничьи угодия, — небрежно отозвался Саладин.

— А я, представь себе, погналась за молью! — объяснила Бабушка. — Так эта злодейка заманила меня в какие-то катакомбы, а сама хвостиком махнула и улетела!

— Ну что же, — сказал Кот, — раз все живы и здоровы, может быть мы пойдем завтракать? Робин, ты здесь?

Но Робин не отзывался. Пожав плечами, Кот повел Бабушку назад сквозь залы и коридоры. Медальон светил по-прежнему, но беспокойным, неровным светом. То он разгорался, как огненный шар, то почти гас. В какой-то момент Коту показалось, что они идут совсем не туда, откуда пришли. Стало холоднее, по стенам побежали струйки воды, а под потолком начали мелькать тени летучих мышей.

— Котик, куда мы идем? — заволновалась Бабушка.

— Обычной кошачьей тропой, — успокоил ее Саладин.

Наконец впереди блестнул свет, и откуда-то пахнуло дымом. Медальон стал гаснуть, но Кот и Бабушка уже хорошо различали дорогу. В каменной стене коридора перед ними ярко светился оконный проем. Подскочив к окну, Кот осторожно заглянул внутрь. Несколько факелов освещало богато убраную комнату. Жарко пылал камин, перед которым в креслах сидели двое. Один, с черной бородкой, в берете, нервно теребил золотую цепь, змеей сбегавшую на его голубой камзол из-под кружевного воротника. Другой, весь в черном, перебирал четки и что-то тихо, но настойчиво объяснял первому. Кот прислушался:

— Ваше величество, позвольте мне повторить предостережение, которое исходит, поверьте, от преданного слуги, желающего лишь могущества и процветания своему повелителю!

— Мое могущество и процветание не подлежит сомнению! — возразил его собеседник. — Кто, как не я, владеет морем? Кому, как не мне, подчинены Сицилия и Неаполь, Тунис и Акра? Константинополь и Венеция трясутся от страха, когда мои корабли заходят в Архипелаг! Меня любит Папа, ко мне благоволит даже Султан Бейбарс! Чего же еще тебе надо?

— Ваше величество, Сицилия волнуется, Тунис неверен, Акра едва терпит вашего наместника, а Византия идет на вас войной. Увы, трон ваш не так крепок, как хотелось бы всем вашим верным подданным… К тому же, молва обвиняет вас в гибели вашего собственного брата, которого многие теперь называют Людовиком Святым!

— Ты врешь, генуэзец! Людовик умер от чумы! Я ничем не мог ему помочь!

— Это так, ваше величество, но толпа не может понять, отчего великое войско короля Людовика топталось бесславно на тунисском берегу, в то время, как Иерусалимское королевство истекало кровью и молило о помощи! Злые люди говорят, что это вы убедили брата избрать гибельное направление Крестового похода…

— Люди вечно придумывают себе злодеев! Но к чему ты клонишь? Что ты хочешь мне предложить?

— Ваше величество, вы могли бы доказать всему христианскому миру, что нет на земле более ревностного, чем вы, защитника нашей веры! Вы могли бы превзойти своего святого брата в благочестии, вы могли бы вернуть Святой Церкви ее самую дорогую реликвию!

— Постой, — прервал его король, — не говоришь ли ты о дерзком предложении султана? Но оно будет отвергнуто Иерусалимским королевством! Как можно за кусок дерева отдать такой великолепный город, как Акра?

— Воистину, ваше величество, вы добры и великодушны! — воскликнул генуэзец. — Другой король больше бы заботился о своем благе, чем о благе этого осиного гнезда, где каждый желает вам гибели, где тамплиеры, госпитальеры, венецианцы — все плетут против вас козни!

— Но Папа никогда не простит мне капитуляции Акры! — возражал король.

— Ваше величество, и не надо никакой капитуляции! — настаивал его собеседник. — Прикажите своим людям открыть ворота Святого Антония в полночь, когда войско султана обложит Акру, и дело будет сделано!

— Какая низость! — воскликнул король.

— Стоит вам изъявить свое согласие, ваше величество, и генуэзская галера за две недели домчит драгоценный груз из Александрии в Палермо! Не берусь описать ту радость, которая охватит всех детей Церкви, всех верных католиков, когда вы вернете им Святой…

В этот момент дым от камина защекотал Коту ноздри, он зажмурился, чихнул и в испуге отскочил от окна.

— Ну что там, Кисуня? — спросила Бабушка, которая мало что могла разглядеть из-за спины Кота и была больше обеспокоена сыростью и холодом коридора.

— Ничего, всякие незначительные разговоры! — с независимым видом сказал Кот и добавил. — Так может быть, мы все-таки пойдем завтракать?

Бабушка, которой казалось, что Саладин вел ее по подземелью именно завтракать, лишь сокрушенно вздохнула. Они вновь двинулись в путь.

На этот раз медальон ровно и весело светил, и дорога показалась не такой трудной и запутанной. Миновав два больших зала, Бабушка и Кот повернули налево, поднялись по какой-то лестнице и, раскрыв маленькую дверцу, попали прямо на кухню к Тиану Обержину. Бедный повар чуть не упал в котел с супом от страха при их внезапном появлении.