Ткнул пальцем в кнопку с красной трубкой, а потом и вовсе выключил телефон.

Улегся, устроился удобно, но сон долго не шел. В голову сочились едкими струйками мысли о том, что с Полиной нужно как-то развязываться (уже сам голос ее меня раздражал), что вот есть же действительно классные девушки — в этой богом забытой Тарумовке. Тихие, скромные, услужливые… Казачки, наверно… И даже пьяная решимость появилась пойти, найти, где живет та, что покраснела, и посвататься… Так войти и сказать ее родителям: “Прошу руки вашей дочери”… Замечательные у нее щеки. А если их целовать, трогать, прижимать пальцами… И я стал мысленно готовить себя к подъему, представлял, как одеваюсь, чищу зубы, сбриваю щетину, хожу по улицам и ищу. И редкие ночные прохожие подсказывают, где ее двор, окно ее горницы… И эти фантазии подействовали благотворно — я сладко, по-детски как-то, уснул.

Что-то стал размахиваться — описываю во всех подробностях, вряд ли нужных, уместных. Хотя… Наверное, вопреки логике, которая диктует мне фиксировать череду своих личных бед, проблем, неприятностей и редких приятностей, я хочу показать людей, которым, по крайней мере тогда, было хуже, чем мне. Меня долбили ничтожные по меркам общества геморрои, а у них отнимали родину. Борьба за несколько десятков квадратных метров была лишь вершиной айсберга, и недаром с этой темы — со строительства на церковной территории — они постоянно сбивались на другое. На разрушенную свиноферму, громкоговорители на минаретах, на отъем должностей у русских… Многое уже забылось, мозг поспешил избавиться от этого, как от лишнего груза.

А с другой стороны, у меня сейчас, без всяких преувеличений, жизнь висит на волоске, и никакой вины перед теми, кто хочет со мной расправиться, я не вижу. Сижу в квартире без света, с отключенными телефонами, не открываю дверь, когда в нее долбят… Вот мне уж точно некуда деться.

Тем же, в Тарумовке… Ну да: родина, борьба за справедливость. Но это все-таки не вопрос жизни и смерти — жизни и смерти конкретного человека. У них есть выбор.

Виктор Федорович говорил: “У меня дети в Ростове, у Надежды Николаевны дочь под Москвой. Здесь в основном старшее поколение осталось — молодежь уезжает. Обидно. Наши предки сюда пришли триста лет назад, на пустую землю, а теперь нас отсюда выдавливают”.

Такая вот проблема. Геополитическая, можно сказать. А у меня проблема моего личного физического выживания.

В те дни, когда слушал в Тарумовке истории, видел горестные лица, конечно, сочувствовал им, старался поддержать и помочь, а теперь, начав сравнивать… К тому же тогда я находился в другом положении — несмотря на разные неприятности, я был обеспеченным, уверенным в себе человеком. Сейчас же — забившийся в угол комочек живого мяса, на который идет вполне реальная охота…

Но прежде чем перейти к описанию того, как узелок моей жизни затянулся, надо закончить про эту поездку. Перевести ее в слова. Может быть, этот процесс выведет меня к ответам на некоторые из тех вопросов, что давно не дают покоя — колют и рвут своими крючками. Эти бесконечные — ????...

В общем, всю первую половину второго дня в Тарумовке я брал интервью. Сначала Виктор Федорович привез меня к главе села Павлу Денисовичу. Тот, явно опасаясь сказать что-нибудь лишнее, сообщил, что сейчас строительство Асият прекратила и, видимо, до окончательного судебного решения оно не возобновится. Несколько раз упомянул, что он за мирное решение вопроса. Что нужно искать компромисс.

Виктор Федорович слушал его мрачно, смотрел как на труса, но помалкивал. Было ясно, что активным борцом за землю глава села не является…

Втроем вышли на улицу и встретили мусульманина в шапочке — депутата местного совета.

— Как вы считаете, — обратился я к нему, оперативно включая диктофон, — правильно ли, что на церковной территории строится то ли магазин, то ли кафе?

Мусульманин, пожилой низенький человек по имени Михаэль, говорил долго, но на очень плохом русском. Мне показалось даже, что он умышленно это делает, чтобы я не понял смысл его ответа. Уже в Москве слушал этот монолог раз десять, но сумел расшифровать лишь несколько фраз: “Нет, это неправильно… На священном месте ничего постороннего быть не должно… Есть такое слово — „харам”… Мы должны уважать друг друга…” В принципе в обработанном и дополненном виде этого оказалось достаточно для того, чтоб показать мнение представителя исламской конфессии…

Потом вместе с главой села (Виктор Федорович остался возле своей машины) вошли в магазин. Богатый и совсем не сельский по широте ассортимента… Я даже потерялся от обилия пестрых вещиц.

— Асият Далгатовна у себя? — расстроенно спросил Павел Денисович одну из продавщиц в синем передничке.

— У себя, у себя! — Она заулыбалась.

— Мы пройдем…

“Далгатовна, — повторил я про себя, чтоб запомнить, — Асият Далгатовна”.

Прошли к ее кабинету. Глава постучал в дверь, за ней раздалось уверенное “да”.

За столом сидела крупная черноволосая женщина. Типичная начальница. Подозрительно нас оглядела.

— Вот, Асият Далгатовна, — обреченно вздохнул глава села, — журналист из Москвы. Насчет строительства возле церкви…

— Из какой газеты?

Я назвал:

— Агентство бизнес-новостей.

— А разве такое есть?

Показал удостоверение. Женщина почитала, что там написано, с сомнением пожала плечами.

— Так какие у вас вопросы?

— Можно, я включу диктофон?

— Включайте. Запись тоже является документом…