Когда Катя подошла в третий раз, ее ощутимо пошатывало. Плюхнулась на влажную хвою, привалилась спиной к дереву. Герман постарался не отшатнуться.

– Знаешь, прапор, мертвый человек – чертовски токсичная вещь, – пробормотала амазонка, прикрыв глаза. – Что, несет от меня, как от зомби? Я уже ничего не чувствую. Дерьмо полное, никак не могу справиться. Устроил головоломку гондон деблоидный. Поймаю – живым похороню. Бля, может, «жмурика» веревкой сдернуть? Так нет у нас хорошей веревки. Вожжей не хватит, да и куда мы без вожжей?

– Екатерина Георгиевна, – Герман старался говорить разборчиво – от Кати шло такое амбре, что глаза слезились, – Екатерина Георгиевна, пойдемте отсюда. К дьяволу это золото. У нас его с таким запахом все равно никто не возьмет. Поедемте. Нехорошее мы дело затеяли.

– Нет уж, прапор. Теперь уже смысл не в задании и не в личной выгоде. Принципиально и идейно меня зацепило. Идейность – страшная вещь. Пашка может подтвердить. Не буду я прогибаться под какого-то урода, подкрепленного парой мертвецов, – Катя тяжело встала. – Тьфу, черт, покурить бы. И что из вас никто не курит? Слушай, прапор, ты бы посты проверил. Я и так копошусь чуть жива, а тут еще твои взгляды соболезнующие спиной чувствую. Пойди, прогуляйся. У нас там, считай, дети. Мало ли что.

– Они взрослые дети, – сказал Герман.

– Все мы взрослые дети. Так и помираем детьми, – командирша побрела обратно к могиле.

Посты Герман проверил. В лагере все было спокойно. Прот и Вита хозяйничали, поочередно патрулируя лощинку у болотца. Вооружены патрульные были «маузером» с пристегнутым кобурой-прикладом, что весьма мешало собирать грибы. Крошечные сыроежки после дождя перли десятками.

– Вы осторожнее собирайте, – строго сказал Герман, – следов оставлять нельзя.

Вита едва слышно фыркнула и нетерпеливо спросила:

– А що там? Нашли?

– Рано еще говорить. По-моему, дело туго продвигается. Меня она близко не подпускает, – честно признался прапорщик.

– Отроет, – уверенно сказал Прот. – Я с самого начала знал, что найдем и откопаем. Может, ей помочь чем?

– Чем тут поможешь? Одна работает. Воду пьет. Теперь вот покурить возжелала. Там запах – действительно задохнуться можно.

– Так сейчас, – Прот поспешно поковылял к бричке, принялся рыться в саквояже.

– Сигара? – изумился прапорщик.

– Почти целая, – мальчик осторожно понюхал окурок. – Пахнет гадостно. Должно быть, запамятовала Екатерина Георгиевна. Ведь из города еще курево.

– А що в том чемоданчике ще есть? – заинтересовалась Вита.

– Вот это не ваше дело, гражданка Вита, – с несвойственной ему прямотой отрезал Прот.

Герман усмехнулся. Ему тоже было интересно, что в саквояже. Прямо багаж бродячего факира какой-то.

– Вита, боюсь, шелковых перчаток в закромах больше нет. Вы не завидуйте, наша предводительница галантерейные изыски сейчас совсем не по назначению использует.

Девочка неуверенно улыбнулась. Изгиб губ у нее действительно был редкой красоты.

– То не завидую, Герман Легович. Просто интересно глянуть. Я тако дамского товара никогда не видывала.

Герман спустился к болотцу. В крошечном родничке тщательно помыл бутылку, наполнил свежей водой. Пошел в обход – проведать товарища большевика.

Красная гвардия не дремала. Пашка окликнул издали громким шепотом и вылез из кустов.

– Я уж тут озверел один. Пусто. Крадусь – тишина. Сяду – мыши чуть ли не по коленям шныряют, птицы на башке гнездо норовят свить. А у вас-то що?

– Возится. Злая, как тигр. Если бы того мертвеца воскресить можно было – уже бы расстреляла раз десять. А так злость на нашего Писклявого копит.

– Зря она подмогнуть не разрешает, – вздохнул Пашка. – Я же не тупой. Лопатой бы осторожненько – шик-шик.

– Ты же с минно-взрывными работами не больше меня знаком. Будет тебе «шик».

– Да какая там бомба? Перестраховывается Катька. Может, там у них, где по-шпионски… – Пашка неопределенно покрутил пальцами, показывая куда-то вверх. – А здесь лес. Здесь по-простому.

– А я все взрыва жду, – ни с того ни с сего признался прапорщик.

– Да? Ну, ты в таких штуках больше разбираешься, – Пашка заерзал. – Иди, что ли. Вдруг там нужно чего?

Поляну Герман обогнул с другой стороны, вспугнул пару сорок-трещалок. Катя сидела под деревом. В отдалении, на штыке, воткнутом в землю, висели перчатки.

– Где бродишь? Я здесь от жажды загибаюсь.

Герман протянул бутылку. Командирша залпом выдула половину, с облегчением вздохнула:

– Уф! Что там, вокруг? Сороки беспокоились.