Он пожалел, что не знает его прозвища, и стал гадать, какое дали бы ему в их школе. Самого Сашу ребята называют Сашкой Беляшом. «И он белый, как я. Было бы, пожалуй, два Беляша, только имена и фамилии разные… Фамилии разные?! — Для него было как открытие: — Он же мой брат! Он ведь сказал — Федяев!»

— Это ты со своей мамой приехал? — продолжал расспрашивать Сашу парнишка.

— Да.

— А ей зачем мой папа?

«Хитрый какой! — подумал Саша. — Так я и сказал! Дожидайся…» Хотел промолчать, но настырный собеседник уперся в него взглядом и ждал.

— Просто так… поговорить… Знакомые… — ответил Саша как можно равнодушней, встал и подошел к окну. Увидел — из подъезда напротив вышла девочка с большой лохматой собакой на поводке.

— Алка с Пуршем, — пояснил оказавшийся рядом младший Беляш. — Разве это собака! Дворняга чистокровный! — должно быть, повторил он слова кого-то из взрослых. — Вот у папы собака была! Ахтой звали. Сторожевая. Умная-разумная! Она… Сейчас фото покажу. — Он вытащил из-под книг с этажерки альбом и начал листать. — Вот. Это мой папа, а это Ахта. Только фото пожелтело — старое… Она раз полицая так сцапала — он ревмя ревел!.. Тогда у папы еще обе ноги целы были…

— А теперь у него разве?.. — горячо выдохнул Саша и прикусил язык: «Вдруг он догадался, что его папа — мой папа?»

— Одна здоровая, а другая — протез, — довольный, что гость боится страшных историй, ответил парнишка.

Саша, разглядывая снимок, не понял, кем тогда был его отец, и решил выяснить:

— Он партизаном был?

— Знаешь какой он храбрый? Ты не знаешь… И моя мама была в партизанах. Мама папе жизнь даже спасла.

— В войну? — Саше хотелось услышать об отце то, чего не могла рассказать и не знала мать.

— А когда ж? Конечно в войну. Тогда на партизанский отряд налетели фашисты. Много-много. А партизаны не струсили. Штыками кололи, гранатами глушили их… Потом дальше в лес ушли. Через болото. Мама узнала, что папа упал, когда от фашистов уходили, и там, в лесу, остался. Она еще не знала — раненый или мертвый… Побежала обратно. А он был живой. Крови много из раны вытекло. Из ноги. Мама всю ночь тащила его. А там сначала близко-близко фашисты были. Стреляли, пускали ракеты. Мама ничего не побоялась… Папу потом на самолете увезли. Ногу врачи отрезали. По колено…

Саше стало жаль папу и обидно на этого минского брата за то, что папа ему, а не Саше рассказывал, как он воевал.

— Хочешь — смотри. — Парнишка придвинул Саше альбом, будто догадался, что гость сгорал от нетерпения узнать все, что там таилось интересного и неведомого. — Тебя как звать?

— Александром.

— И меня! Два Сашки… Вот здорово! У нас во всем четвертом классе Сашек — один я.

— А у нас даже три, — вставил старший Саша и с горечью подумал: «Даже имена одинаковые».

— Ты в котором учился?

— В седьмом.

— Перевернем… Это мы с папой в нашем сквере. Женька соседский снимал. Подхалтурил. А тот я чикнул. За город ездили. Тоже недодержка.

— С кем он? — указал старший Саша на женщину, сидевшую с отцом под березами.

— Папа? С мамой… И это они. В партизанском отряде. Папа еще пограничником был! Лейтенантом. До войны. Только фото нет — все пропали… Нагляделся? Можно дальше?

Дальше смотреть альбом помешала мать младшего Саши — она шумно вошла в комнату. Не то спросила, не то просто заметила:

— А, ты не один, Саша…

Старший Саша встал, поздоровался.

— Здравствуй, молодой человек, — ответила она, снимая с головы косынку. На ней было белое платье в синий крупный горох. Спереди оно заметно поднималось на животе.

— Мама, его тоже Сашей зовут! — захлопнув альбом, выпалил младший Саша.

— Он из вашей школы? — не глядя на ребят, спросила она.

— Да нет же, мама! Он к нам приехал… с Севера… С тетей.

— С какой тетей?

— Не с тетей, вернее, а с мамой… со своей мамой.

— Ничего не пойму.

Старшему Саше надоело слушать этот путаный разговор, и он захотел внести ясность:

— Мы с мамой приехали к Василию Мироновичу Федяеву.

Они стояли рядом, два Саши, в пяти шагах от нее. Один немного повыше, оба чем-то очень похожие друг на друга, и что-то знакомое-знакомое было в лице, в поглядке старшего из них.

Она вдруг все поняла, побледнела, ухватилась за спинку стула. Сын кинулся к ней.

— Мама, тебе плохо?!

— Ничего… Пройдет…