По следам бездомных Аонид : Вторая тетрадь стихов
вернуться

Новосадов Борис Христианович
Шрифт:

«Пускай нет правды на земле…»

Пускай нет правды на земле И нет ни вечности, ни счастья — Нам тем и горше и милей Волнений жизненных причастье. Слагаем гимны мы весне, И женщин трепетных ласкаем, И улыбаемся во сне, И спорим за вином и чаем. А если властная тоска Скует наш дух печальной скукой И мы поймем, что смерть близка И что она — со всем разлука, Вздохнем и погрузимся в грусть. И нас восхитит умиленье, И мы запомним наизусть Порывы горнего томленья. Пускай конечно бытие И не узреть нам будет рая, Прелестна жизнь и лишь ее Благословим мы умирая. 1936

«В дерзаньи я презрел земное счастье…»

В дерзаньи я презрел земное счастье И горделивой мыслию пленен, Что мы ни в силах человечьей властью Остановить движения времен, И не достичь нам полного покоя, И не познать нам точного числа, И мы не справимся наверное с тоскою — Но все равно не бросим ремесла Искателей волнения пустого, Глашатаев напраснейшей мечты, Той, за которую лишь мы готовы Приять и жизнь и иго нищеты. 1937

«Мы, может быть, последние на свете…»

Мы, может быть, последние на свете Скорбящие от лишнего ума, И после нас на несколько столетий Закроют сумасшедшие дома. И толпища с тоскою незнакомых Начнут вкушать земную благодать, Когда колонии червей и насекомых Останки наши будут доедать. Но кто-нибудь, прельстившись ветхим кладом, Найдет полуистлевшую тетрадь, И мы отравим вопрошанья ядом Дотоле жизнерадостную рать. 1937

«Блаженны те, что вовремя созрели…»

Блаженны те, что вовремя созрели, Чьи вовремя надежды отцвели, А мы, еще не знающие цели, Блуждающие в море корабли. Морщинятся с годами наши лица, Но тем сильней мы веруем в мечту И все труднее нам остепениться И погрузиться духом в суету. Все чаще мы страдаем тихим гневом И, кажется, уже нам суждено Ласкаться только к легкодумным девам И пить со скуки горькое вино. 1937

«Слышатся чаще и чаще…»

Слышатся чаще и чаще Новые голоса, Не о душе скорбящей, Про земные глаза. Их не задел глубоко Русской тоски расцвет, Скажут они про Блока — Непонятный поэт. Мы, несущие знамя Жалости и стыда, Знаем: умрет с нами Прошлое навсегда. 1936

«Живем в изгнании и наша жизнь тяжка…»

Живем в изгнании и наша жизнь тяжка, И каждый день с собой приносит только тризны, И чаем мы теперь исподтишка Узреть когда-нибудь поля своей отчизны… И блажь житейская напрасно нас зовет Смириться и чуждым пенатам поклониться, Спасти от глада плоть и душу от забот, Снедающих ее, когда она томится. Пускай бессмыслен путь с безрадостным концом, Но есть величие безумья в долге этом: Остаться навсегда бездомным беглецом И становиться нищим и поэтом. 1936

«Мы мучимся бесплодными мечтами…»

Мы мучимся бесплодными мечтами И скорбью об утраченной весне, Но даже и иссохшими перстами Цепляемся за ветошь наших дней. И пусть усталых смердов Апполона Обманет к славе влекшая стезя, И нас могильное сокроет лоно, Томительным гниением грозя. И пусть не узрим светлых сновидений И нам сознанье ясное дано, Что нас постигнет полное забвенье, Как наших предков, тлеющих давно — Мы все равно не бросим милой лиры И будем рваться мыслию вперед И познавать, что вечного нет в мире, Но что искусство позже нас умрет, Что вопреки веленьям жизни куцой И быстрым струям леты вопреки, Поют в эпоху русских революций Державинскую «Пчелку» казаки. 1937

«Мы нищие, бездомные поэты…»

Мы нищие, бездомные поэты, Изгнанники творящейся страны, И нам спасенья от кручины нету, И на забвенье мы обречены. Привыкли мы к настойчивому стуку Уже неровно бьющихся сердец И лишь вином обманываем скуку, В которую мы канем, наконец. Но и живя среди народов чуждых, Теряя дар родного языка, Мы молимся о радостях и нуждах Племен российского материка. 1938