— Я тоже француз, знаете ли… Ах, добрая старая Европа! — расчувствовался падре, жизнерадостный и словоохотливый старик невысокого роста, в профиль напоминавший грача, и, пригласив юношу следовать за собой, плавной походкой направился в ризницу. — Человек, на чьи деньги построена наша благословенная церковь, тоже европеец, точнее — испанец? Дон Андрес Альмонастер-и-Рохас, уроженец небольшой андалузской деревушки, разбогател в колониях и стал одним из самых состоятельных людей Луизианы и обеих Флорид. И щедрым благодетелем святой Церкви. — Он понизил голос и оглянулся, будто разглашая великий секрет: — Говорят, старый полковник на богоугодные дела потратил более трехсот тысяч песо. Увы, люди так много говорят, но почти никогда не жертвуют значительных средств на то, что ведет к вечной жизни, вы не находите? А вы верите в вечную жизнь?

— Возможно, она действительно существует.

— Понимаю, вам хочется доказательств… Первую церковь, возведенную на этом месте, — продолжил рассказ священник, открывая дверь в ризницу, — в 1722 году разрушил ураган. Вторая сгорела в пожаре 1788 года. То было настоящее проклятье, но Господь в Своем бесконечном милосердии не оставил нас без попечения и позаботился о даре дона Андреса. Собор, где мы с вами находимся сейчас, заложен в 1789-м, освящен в 1794 году, и, надеемся, благодаря нашим молитвам когда-нибудь станет кафедральным. Если не вмешается нечистый. Кто может быть в чем-то уверен в нынешние времена? — завершил он, с лязгом захлопывая решетку двери. — Да, кстати, вы знаете дату смерти вашей матушки?

— К сожалению, нет, падре. Я даже не знаю наверняка, умерла ли она.

— О, Господи! Неисповедимы Твои пути! — воскликнул отец Баффон.

В течение нескольких часов они просматривали все записи начиная с 1792 года до самых последних дней, но и по окончании поисков судьба Клер-Мари Ласалль осталась неизвестной.

— Вас должна утешать мысль, что, по крайней мере, точка в поисках не поставлена, сын мой…

Юноша мог счесть дело закрытым, если бы не одна деталь, не дававшая ему покоя.

— Послушайте, отче, в книге зарегистрирована кончина Клер-Мари Дюбуа, умершей 4 июня 1797 года во время эпидемии желтой лихорадки. Покойную похоронили на кладбище Святого Людовика. В записи не содержится сведений ни о ее родителях, ни о детях. Однако она состояла в браке с Бертраном Дюбуа, и на полях сделана пометка, отсылающая к соответствующей записи в книге венчаний за предшествующий, 1796 год. Спустя примерно два месяца после ее смерти похоронили и вдовца, Бертрана Дюбуа, который тоже умер от желтой лихорадки. Если Клер-Мари вышла замуж за Бертрана Дюбуа в Новом Орлеане, за год до смерти обоих супругов от желтой лихорадки, и взяла в браке фамилию мужа, как могло получиться, что Клер-Мари Дюбуа фигурирует в реестре пассажиров кораблей, прибывших в 1793 году, то есть за три года до свадьбы?

— В реестре пассажиров? Почему же вы мне раньше не сказали? — отец Баффон, сдвинув очки на кончик носа, внимательно посмотрел на юношу.

— Это единственная Клер-Мари, фигурировавшая в тех списках. Заверяю вас, я проштудировал их самым тщательным образом. Совпадение? Или же в обоих случаях речь идет об одной и той же женщине? Но если это так, то…

Отец Баффон часто-часто заморгал. Голова его напряженно работала. Наконец, словно излагая тайную информацию, он принялся, медленно и немного запинаясь говорить:

— То… тогда… остается лишь одно объяснение: прибывшая на корабле женщина воспользовалась фамилией, которая… ей не принадлежала.

— Именно так, падре! Точно!

Испытав прилив новых сил и вернув очки на прежнее место, священник набросился на книгу венчаний, словно то была карта острова сокровищ. Дрожащими руками он принялся искать регистрацию, относившуюся, в соответствии со ссылкой в книге смертей, к «одна тысяча семьсот девяносто шестому году, августа месяца двадцать седьмому дню». Юноша нетерпеливо наблюдал за падре. Перелистывание страниц заняло больше времени, чем ему представлялось необходимым, но когда отец Баффон уже добрался до нужного месяца и, похлопав легонько юношу по руке, наконец приблизился к двадцать седьмому числу и победно ткнул перстом в ту самую запись, решение загадки стало возможным.

— Вот она! Видите? Сейчас все прояснится, — в волнении воскликнул отец Баффон.

Падре, разумеется, так и не успел ничего прояснить, ибо юноша, перехватив инициативу, мгновенно прочел запись о регистрации брака между Бертраном Дюбуа, уроженцем Парижа, и Клер-Мари Ласалль, Франция, точное место рождения не известно.

Отец Баффон пребывал в состоянии крайнего волнения.

— Господи Всемилостивейший! Теперь все понятно. Они прибыли в Новый Орлеан на одном корабле. И он позволил ей воспользоваться своим именем. Кто он был, мы не знаем. Но он дал ей свою фамилию, когда они еще не заключили брак, это же яснее ясного! Возможно, выдали себя за супругов, чтобы обезопасить ее. Это совершенно естественно: одинокая женщина лишена привилегий замужней дамы и подвергается большим опасностям, — сказал отец Баффон, снова глядя на юношу поверх очков.

При прощании священник выглядел растроганным. Юноша с благодарностью пожал ему руку и с очевидным облегчением покинул собор. Он старался ни о чем не думать, как человек, которого уносит в море, полагается на волю волн. Теперь он направлялся на кладбище.

Небо уже начало хмуриться, когда юноша вошел в кладбищенскую калитку и отыскал одного из могильщиков. Назвал ему двойное имя, фамилию Дюбуа, год смерти и сказал, что хотел бы увидеть могилу. Могильщику потребовалось время, чтобы свериться с записями и понять, где искать. Выйдя из сторожки, он повел юношу по заросшей травой тропинке.