— Устами младенца…

— Может, чаю выпьем? — предложил Димка.

— Мне бы пивка, — закрыл глаза Коля. — А лучше водки.

— И мне, — поддержал его мальчик.

— Сидите, я кипятка принесу.

Выпили чаю и немного перекусили.

— Если видите, что нищий деньги в руки не берет, не давайте, — напускал на себя важности мальчик.

— Почему?

— Профессионал денег в руки никогда не возьмет, только во что-то, — он зевнул.

— Надо же, не обращал внимания, — удивлялся Коля.

— Хорошо дают “чеченцам”. Хорошо дают, если попросить: Братья и Сестры…

Мальчик начал клевать носом, Коля уложил его, накрыл.

— А если я усну, шмонать меня не надо-о… — тихо пропел он.

Некоторое время вздыхали и молчали, чтоб дать мальчишке заснуть.

— Отец меня часто в свое АТП брал, — зашептал Коля. — Они пили водку, а делали вид, будто пьют воду, чтоб я матери не рассказал, — лицо его вдохновенно светилось. — Морщатся и хвалят, типа, ой какая вкусная вода, налей-ка еще, я что-то не напился. А отец потом на остановке падал.

— Ребята! — крикнула кондукторша, сдвигая дверь.

— Тише, ты! — вскинулся Колька.

— Рязань! — прошептала она.

Он укрыл Даню одеялом, подоткнул. Вышли в коридор.

— Пусть поспит, высадим потом.

— Ребята, ему нужен детский билет, сейчас такие правила. Я не могу. А если начальник поезда пойдет? Нет!

— Пойдемте, поговорим, пожалуйста.

Коля и женщина ушли в купе проводников, а Димка спустился на перрон размяться.

— Пиво, горячие пирожки. Пиво, горячие пирожки… Картошечки не желаете… Сигареты, сигареты…

Минут через пять появился Колька и попросил закурить.

— Ты же не курил? — удивился Димка.

— А-а, одну можно, — он блаженно щурился на солнце.

Докурили, но Колька переминался с ноги на ногу, не собираясь уходить.

— Ребята, пива не хотите?

— Слушай, Дим, тут вот какое дело! — он кашлянул в платок, посмотрел, нет ли крови, и свернул его. — Я вот что-то подумал, может, нам этого пацана с собой взять, а?

— А почему бы не взять-то, Коль? — испуганно согласился Димка.

— Пива возьмите, ребята? Пива никто не желает? Пиво, орешки, сушеные крабы…

— Я вот думаю, какие документы нужны на опекунство.

— А он останется? Он видишь какой независимый.

— Я ему PSP подарю с играми.

— Пошли, уши отваливаются.

— Пиво, холодное пиво… Сигареты…

Купе было пустое и какое-то оскорбленное — вещи перевернуты, сумки вскрыты. У Кольки пропал PSP и пятьсот долларов, у Димки — только швейцарский нож.

— е мае!

— Действительно, Мурый, — удивился Димка и автоматически прохлопал нагрудные и внутренние карманы со всем своим капиталом.

— Дурак он, маленький!

В купе зашел глухонемой, стал предлагать прессу и детские игрушки.

Коля лег и отвернулся лицом к стене. Приходила проводница.

— Заявлять будете? — спросила она.

Дима пожал плечами и покачал головой. Женщина положила на стол доллары, которые Колька отдал ей за мальчика.

Ночь. Димка вышел в коридор. Монгольский, усмехающийся лик луны за окном темнеет от пролетающих дымом облаков и снова светлеет. В тамбуре лязгают обледенелые сцепки, дымятся и вспарывают пространство. Вспыхнул, кувыркнулся и канул во тьму полустанок. На вокзалах пусто, горят окна, кресты рам лежат на цементном снегу, и разбегаются в ночи одинокие российские люди. У Димки тревожно сжималась душа. Вычеркнул себя из Москвы, едет в такую дыру, из которой нормальные люди не знают, как вырваться, везет с собой больного, по сути умирающего человека.

— Что же будет? — выдыхал он вместе с сигаретным дымом. — Что?

Снова с грозной томностью клубились и вращались на одном месте оренбургские газовые огни. Отрывались и таяли в небе косынки плазмы. Стремительно блестели рельсы на снегу. Там и сям виднелись фиолетовые фонарики, будто светящие внутрь самих себя. Нарастал свет большого города, появились железные ящички на тараканьих ножках, трубы каких-то коммуникаций, и поплыл над ними такелаж железнодорожного узла. Вагон отчаянно скрипел и ерзал. Надменные вокзальные динамики объявили о прибытии поезда.

В здании оренбургского вокзала вповалку спали беженцы — мужчины, женщины, старики, дети — приходилось осторожно переступать через головы и баулы.

Блеклыми штрихами стыла над площадью луна. Дымились светящиеся трубки реклам. Димка вдохнул и сжал ладонью нос — больно, будто его бритвой срезали, и он хлюпает кровавыми дырочками.

— Градусов сорок пять, Коль, не меньше, — словно извинялся Димка.

Тот молчал.

— Такое раз в десять лет бывает, повезло нам с тобой.

Коля молчал и втягивал голову в плечи.