– Странно, меня все уважают, кроме тебя.

– А мне нет дела до всех, – обозначила индивидуальность мать.

– И до меня, видно, тоже.

– Ты плохо выглядишь.

– Ты прилетела специально, чтобы мне это сказать?

– А ты думала, я прилетела мириться с тобой? Да, мне тебя жаль, потому что ты глупо распорядилась своею жизнью. Но я не дам погубить тебе жизнь Вероники! Эту девочку вырастили мы с дедом, и не надо присваивать себе чужие заслуги. Спи с геем, с урной, да с кем хочешь, но Веронику я тебе не отдам.

У Розы задрожали руки, волна неистового гнева прошлась смерчем по всему телу, и она, обычно тихая и спокойная, закричала:

– Да, я только теперь поняла, какая я преступница, что не вырвала дочь из твоих цепких «добрых» лап! Под видом добродетели ты перелопачивала чужие судьбы как картошку в огороде, выбрасывая в мусор все, что тебе казалось лишним! Чувства, привязанности, инициативу ты принимала в штыки и уничтожала наповал! Почему я стала для тебя врагом номер один? Потому, что ты не смогла меня одолеть. Ты разрушила мою семью!

– Твой муж был гомосексуалист! – гордо выговорила мать.

– Да я бы сама разобралась во всем со временем! А мне ты оставила осколки счастья, а потом, забрав Веронику, ты еще и кинула меня на эти осколки. И, не оглядываясь, убежала на край света.

– Я спасала твоего ребенка от тебя! – резво подхватила скандальную интонацию мать. – Что ждало несчастную девочку? Развратный отец и мать-карьеристка. Я очень рада, что ты несчастна! Очень! Ты несостоятельна и как мать, и как человек. Зачем я только тебя родила...

Роза почувствовала, что хочет убить мать. Но, оглядев крупную бронетанковую фигуру матери, поняла, что просто физически не справится.

Она упала на подушки и, закрыв лицо руками, заплакала. А потом завыла, да так громко, что мать испугалась.

– Прекрати истерику, давай я врача вызову!

– Убирайся вон отсюда! Пошла во-о-он! – в отчаянии кричала Роза и колотила руками по постели.

– Вот до чего ты себя довела случайными связями! Э-э, нервишки-то совсем износились...

Роза в припадке схватила урну и запустила ею в мать.

Мать бросилась к сумочке, схватила марлевую салфетку, вытащила из нее таблетку и судорожно проглотила. Потом пошла на кухню, запила водичкой и осталась стоять у окна в ожидании эффекта.

Роза чувствовала, что силы покидают ее. Она уже давно не цеплялась за жизнь и сейчас даже с некоторым облегчением ощутила близкий конец.

«Былое нельзя воротить и печалиться не о чем... А все-таки жаль... – навязчиво твердились строки в голове. – А все-таки жаль... »

– Ну что, оклемалась? – лучезарным голосом как ни в чем не бывало спросила мать, возвратясь с кухни. У нее было прекрасное настроение, и она спешила поделиться им с дочерью.

– Наша-то, говорят, самая лучшая была на конкурсе! Твоя порода, такая же целеустремленная, талантливая... Ты тоже, когда маленькая была...

– Поздно, мать. Не надо больше...

Мать пожала плечами, хихикнула на шарж, прикрепленный к стене кнопкой и, обведя светлым взором помещение, сказала:

– Ну, счастливо тебе, Оксана. Если понадобится какая-нибудь помощь, звони – мой телефон есть у Лады.

Мать вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

– Я хочу, чтобы тебя не было никогда... – прошептала Роза и потеряла сознание.

Глава 3

Роза Витальевна Симбирцева умерла три дня спустя в своей постели в пансионате для заслуженных работников искусств. Ее тело отвезли в морг, куда сразу же приехала Лада, верная подруга и распорядитель последней воли умершей.

Перед смертью балерина составила рукописное завещание, по которому все имущество и творческое наследие передавалось ее единственной дочери Веронике.

Также она оставила письмо, предназначенное концертмейстеру «Гранд-театра», с которым работала много лет и которому доверяла. В письме она просила взять Веронику под свое крыло, помочь ей с репетициями, вхождением в репертуар и быть ее «ангелом-хранителем». Концертмейстер был человеком честным, талантливым и надежным – Роза передавала творческую судьбу Вероники в святые руки.

Фильмы-концерты с участием Симбирцевой, видеокассеты с записью спектаклей, автобиографические книги, тысячи фотографий, интервью, эксклюзивные сценические костюмы – все это составляло творческое наследие и отныне принадлежало Веронике.