Шрифт:
— Вообще-то я хотел еще заехать к матери Баранчеева. Я ей звонил, и она ждет меня дома.
Глава седьмая
То, что Людмила Станиславовна врет, Мишин понял сразу.
После предыдущих встреч с Баранчеевой, а они происходили в офисе ее фирмы, у Мишина сложилось о ней представление как о женщине властной, жесткой, решительной, но одновременно настолько трепетно любящей своего единственного избалованного, непутевого сына, что на первый взгляд было просто удивительно, как в этой царственной особе уживаются эти две половинки. Когда Людмила Станиславовна говорила о своем Альберте, то казалось, что рассказывает она не о восемнадцатилетнем защитнике Родины, а о восьмилетнем шалуне, решившем в очередной раз разыграть свою любимую мамочку…
— Увы, у меня ничего нового… — в какой уже раз притворно вздохнула она и по слогам повторила: — Ни-че-го.
Врет же ведь, врет!… Но смысл?
Он чувствовал, что ее так и распирает от какой-то тайны, которую она не собиралась ему открывать. В этот момент она была похожа на маленькую девочку, случайно подсмотревшую, где мальчики делают тайнички, и не спешившую об этом рассказать своим подружкам, а обдумывающую, как бы посмотреть, что в них находится.
Никудышная из вас актриса, Людмила Станиславовна, подумал Мишин, все ваши чувства написаны на лице.
Но легче от этого не становилось…
Что она может скрывать? Что?
И Максима неожиданно осенило: кроме как информацию о том, что ее сын жив-здоров, скрывать ей больше нечего!
Какая еще может быть для матери радость в этой ситуации?! А говорить ничего не хочет. Неужели потому, что знает о его преступлениях? И покрывает его?
Спокойно, спокойно, остудил себя Мишин, пока это только догадки.
— Вы уже обратились в детективное агентство?
— Пока еще нет. Я надеюсь, что, как и в первый раз, Альберт погуляет и вернется. — И добавила: — На десятые сутки.
— Они истекают завтра, — как бы между прочим замерил Максим.
— Спасибо, я помню.
Мишину показалось, что последняя фраза прозвучала с интонациями «Спасибо, до свидания!». И в подтверждение того, что их малосодержательная беседа подошла к концу, Людмила Станиславовна встала и, тяжело переставляя ноги, прошлась по комнате.
Максим продолжал сидеть. Свой уход он считал пока преждевременным.
— Людмила Станиславовна, а вы от сына никогда не слышали фамилии Пущин и Лазарев?
— Это кто еще такие? Товарищи Альберта по училищу?
Максим покачал головой.
— А кто же? — еще больше удивилась она, словно, кроме училищных друзей, никаких других у ее сына и быть не могло.
— Ну не слышали, значит, не слышали… — Мишин пожал плечами.
— Нет уж вы мне скажите, кто эти люди! — Она выпятила нижнюю губу и стала похожа на маленькую обиженную девочку. Но в голосе звучал начальственный металл.
— А о Шлеме и Зубре вы тоже никогда не слышали?
— Может, вы перестанете говорить загадками? — Металла в голосе заметно прибавилось. — Не забывайте, что мой сын пропал, и мне важно знать любую информацию, касающуюся моего ребенка!
Переигрывает, явно переигрывает, подумал Мишин и неторопливо встал с кресла. А впрочем… Ведь и на самом деле может их не знать.
— Зубр и Шлем — одни из городских неформальных лидеров.
— Альберт никогда не был связан с дурными компаниями, — отрезала она, но почти сразу, словно до нее дошло что-то очень важное, спросила: — А что вы этим хотите сказать?
— Несколько дней назад их нашли мертвыми, — ровным голосом произнес Максим, глядя ей прямо в глаза.
Кровь отхлынула от лица Баранчеевой, оно стало неестественно светлым, почти белым, руки мелко затряслись, взгляд забегал по стенам, переместился на потолок, затем спустился на ковер, замер на носках ее красивых, вышитых бисером домашних тапочек, она несколько раз сглотнула и с трудом выдавила:
— Вы думаете, он имеет к этому отношение?
— Людмила Станиславовна, пока рано делать какие-либо окончательные выводы…
Мишин говорил, а сам думал о том, на какой узкой полоске между правдой и неправдой ему приходится балансировать. То, что Баранчеева ему врала, еще не говорит о том, что он тоже имеет право на ложь.
Но и лжи-то пока никакой не было, остудил он себя. Я сказал ей абсолютную правду. Пущин и Лазарев, эти Зубр и Шлем, убиты. А то, что она усмотрела в этом связь со своим сыном…
А ведь усмотрела же!
— И вы думаете, что мой Альберт имеет к этому какое-то отношение? — повторила она и быстро на него взглянула. — У вас есть факты?