— Браво! — хлопнула в ладоши Вера Николаевна. — Как честно и смело обличает злодеев Алексей Максимович!

Бунин укоризненно покачал головой:

— Ну-ну! «Честно и смело…» Наконец-то очухался! А когда привечал и Ленина, и его разбойничью братию — о чем тогда думал? Ведь к тому, что сейчас творится, и твой любимый «буревестник» причастен. Но послушай дальше.

Он вновь взял в руки газету — номер за 7 ноября, водрузил на нос очки и продолжил:

— «Рабочие не должны позволять авантюристам и безумцам взваливать на голову пролетариата позорные, бессмысленные и кровавые преступления, за которые расплачиваться будет не Ленин, а сам же пролетариат…»

Окончательно впадая в гнев, Бунин взмахнул газетой:

— Да, расплачиваться придется этому самому «пролетариату». А если, не приведи Господи, большевики удержатся у власти, то они самому «буревестнику» свернут шею!

Вера Николаевна поспешила перевести разговор на другую тему, раскрыла книгу:

— Я вот прочитала сейчас, что еще Наполеон говорил: власть — это пирог, которым надо накормить всех, кто к этому пирогу прорвался.

— Да, в Смольном уже вовсю делят этот пирог: должности, особняки, кабинеты, секретарш, царские сервизы… Почитай газеты!

3

Смольный после переворота жил напряженной жизнью. Беспрерывно шли совещания, заседания, летучки, собрания. Воздух был прокурен, лица давно не высыпавшихся людей приобрели серо-зеленый цвет, обросли щетиной, глаза воспалились, воротнички стали грязней половой тряпки.

Начальники восседали за громадными столами, возле густо стояли уголовные типы Ломброзо, — с низкими лбами и мрачными лихорадочными взглядами, ожидавшие команд, распоряжений, приказов. Телеграфные машины выплевывали ленты срочных сообщений. Машинистки отстукивали бессчетные декреты. Носились курьеры. Самыми частыми словами стали «срочно» и «совершенно секретно».

Хотя большевистская власть утвердилась (да и то относительно) лишь в Питере, главари переворота спешили делить пирог. В кабинете горячо любимого вождя шло очередное — но самое важное! — совещание. Вокруг разместились сподвижники.

Задумчиво почесывая худосочным пальчиком рыжеватую плешивую голову, добро и устало улыбаясь, Ленин произнес:

— Дорогие товарищи! На повестке дня — серьезный вопрос: следует дать новые названия государственным органам и распределить министерские портфели. Как по-революционному назовем министров?

На помятом лице вождя вдруг вспыхнули острым интересом глаза. Закинув голову назад и чуть склонив ее к левому плечу, сунув пальчики куда-то под мышки за жилет — любимая поза! — Ленин оглядел сообщников:

— Гм-гм! Какие соображения? Яков Михайлович, у вас есть соображение?

Все весело улыбаются незатейливой шутке, а Свердлов неопределенно хмыкает. Дзержинский что-то рисует на клочке бумаги, а Сталин вытряхивает пепел из трубки. Его некрасивое узкое лицо серьезно и спокойно.

Каменев вопросительно смотрит на Ленина:

— А почему бы все-таки не оставить прежнее название— министры? Звучит солидно, привычно…

— Нет и нет! — отрезает Ленин. — Только не министры. Это гнусное, истрепанное название.

— И вполне буржуазное! — поддакивает Зиновьев.

— Отвратительное название! — кивает головой Свердлов.

— Старых министров мы расстреляем, а новых не будет! — вдруг смеется Ленин. — Чем больше покойников, тем крепче революционный порядок.

Все весело хохочут, глядя вождю в рот, в котором блестит золото коронок. Не смеются только Сталин и Дзержинский.

Вдруг Троцкий поднял руку:

— Хорошо бы назвать комиссарами…

Ленин нервно стучит карандашом по чернильнице:

— Комиссары, комиссары… Что-то много нынче развелось комиссаров.

Дзержинский перестает рисовать хвостатых чертей и задумчиво произносит:

— А если — «верховные комиссары»?

Все молча обдумывают предложение.

Голос подает Сталин:

— Может, лучше — «народные комиссары»?

Троцкий тут же отзывается:

Правильно, я тоже хотел предложить это — «наркомы». Только так!

Ленин задумчиво теребит бородку:

— Как вы сказали, Лев Давидович? «Наркомы»? Не очень изящно. Да ладно, привыкнут! Пусть «народные», вы правы, Лев Давидович, это звучит демократично. Все — за? Прекрасно! Секретарь, запишите! А как назовем правительство в целом?

Сталин вновь предлагает:

— Совет комиссаров…