Паровоз стоял уже во главе состава, попыхивал.

Анна Семёновна в дверях показалась, крикнула:

– Поскорее, Шамшеев, сейчас поедем! – и скрылась в вагоне.

Пожалуй, только в этот миг и разглядела её Настасья, с ног до головы взглядом охватила. Была она молодая, это халат солидности прибавлял, а на лице и морщинок нет, детская припухлость не разгладилась, только к глазам тонкие ниточки подкрадываются.

Анна Семёновна снова появилась в двери, теперь уже с узелком Настасьи.

– Вещи ваши с нами могут уехать… Шамшеев, передай.

Шамшеев к двери прыжком подскочил.

– Не надо! – закричала Настасья. – Не надо, ради Бога, прошу, себе возьмите! Масло у меня там коровье, свежее, оно пользительное для хворых, ради Бога, прошу…

Шамшеев на месте запрыгал, голову на Анну Семёновну поднял, застыл, точно команды дожидался.

– Ради Бога! – опять запричитала Настасья. – Ради Бога!

– Платить у нас нечем, – сказала Анна Семёновна. – Сами понимаете.

– А и не надо, а и не надо…

– Я с ней рассчитаюсь, – вмешался Шамшеев. – Соли у меня немного осталось… В деревнях, пишут, с солью плохо, – и он кисет кожаный из кармана извлёк, протянул Настасье: – Держи!

Хотела Настасья оттолкнуть кисет, но заметила, как сурово на неё сверху взглянула Анна Семёновна, точно взглядом приказ отдала, и она косынку с головы сдёрнула, в уголок пересыпала крупную, с фиолетовым отливом соль и уголок тот узлом перехватила. С добрую щепоть и оказалось всего соли, это про себя мысленно Настасья отметила, и тут же себя укорила: чёрт знает о чём думает, как последняя торговка.

Паровоз точно этого момента дожидался, рявкнул басовито, раскатисто, даром что маленький, а от гудка этого оглашенного даже вздрогнула Настасья. Состав тронулся, и Шамшеев уже на ходу на подножку прыгнул, рукой Настасье махнул. Заметила Настасья, что и Анна Семёновна в дверях махала рукой, и снова кто-то шершавой пятернёй сдавил сердце…

Настасья стояла на путях долго. Скрылся за посадками состав, а слёзы лились и лились из глаз. Настасья вытирала их уголком косынки. Растворившаяся от слёз соль щипала её исколотые жнивьём руки.