Слово взяла Инга Стефани.

Али-баба почти не слышал, что она говорила… За проступок, грубо нарушающий правила внутреннего распорядка интерната, Хорст Эппке должен дополнительно дежурить и лишается выходного дня.

«Я остаюсь в интернате! — радуется Али-баба. — Но если бы мне не помогла Рената, я бы пропал. Куда бы я делся? Домой меня больше не затащишь… Да, она меня спасла. А я чуть было не выбил ей глаз».

— Хорст Эппке!

Али-баба вздрогнул.

Инга Стефани заметила, что он витает где-то в облаках, и внезапно подошла к нему.

— Ты что, заснул? Мы тут за тебя волнуемся, а ты о чём-то грезишь, как будто всё это тебя меньше всего касается! Разве тебе нечего сказать?

— Я… я… очень рад, — говорит Али-баба.

В его тёмных глазах блестят слёзы.

После всех треволнений последних дней Али-баба чувствовал себя совершенно разбитым. Он плохо выглядел. Его лицо побледнело. Под глазами появились синяки. Уже с утра Али-бабе казалось, что всё его тело налито свинцом. Он мало ел, не ссорился с ребятами, был непривычно молчалив и даже не играл в кости, в свою любимую игру «Человек, не сердись». Сразу же после ужина он ложился в постель.

В интернате скоро заметили перемену, происшедшую с Али-бабой.

Ученики ломали себе голову, гадая, что могло с ним случиться. Некоторые думали, что на него повлияло наказание, но Карл Великий только качал своей мудрой головой. Поего мнению, кожа у Эппке была толще, чем у бегемота.

Факир посоветовал отправить Али-бабу в поликлинику на рентген, чтобы посмотреть, нет ли у него опухоли в желудке.

— Чепуха, — возразил Заноза. — Погоди, я выужу у него, в чём дело.

Как-то он попытался заговорить с Али-бабой:

— Почему у тебя такой несчастный вид? Болит что-нибудь?

— Нет. Уф… — тяжело вздохнул Али-баба.

Заноза не удовлетворился таким ответом.

— С того понедельника, когда ты ездил к своим родителям, ты совсем переменился. Почему? Ты с ними разругался?

— Нет, что ты!..

— Тогда ты, наверно, что-нибудь натворил. Выкинул какую-нибудь глупость. Мне ты можешь во всём сознаться.

— Фу-ты ну-ты! Что же я, по-твоему, сделал? — Голос у Али-бабы дрогнул.

Заноза ничего не заметил. У него уже возникло новое подозрение.

— Ах, теперь я всё понял. Могу поспорить, что здесь замешана девчонка. Скажи правду! Я угадал?

— Да нет же… — И Али-баба, как ящерица, ускользнул от Занозы.

Его единственное спасение было в бегстве. Заноза почти отгадал его горе. Действительно, всему виной была девушка, о которой он думал дни и ночи… Рената! Она вступилась за него, она защищала его перед всеми, а он, что он натворил?

Али-бабу мучили угрызения совести. Он не находил себе места. Даже ночью, ворочаясь без сна на своей постели — раньше он спал, как сурок, — Али-баба вспоминал о своёмпозорном поступке. «Всё уже прошло, я должен это забыть, я просто не хочу об этом думать», — внушал он себе. Но ничего не забывалось. Стоило ему только встретиться с Ренатой и увидеть её повязку, как он вновь сгорал от стыда. Как скверно, как низко, как вероломно он поступил! Он осыпал себя упрёками. «Я, я не стою того, чтобы она мне помогала, — думал он. — Я трус, а она… Как она добра!»

Печаль разрывала ему душу.

Несчастный случай с Ренатой и смелый поступок Вальтера Баумана ещё много дней продолжали обсуждать в народном имении.

— Какое невезение! И надо же было этому храброму парню в последний момент попасть под колёса! — говорили люди. — Да, Бауман настоящий человек! Будем надеяться, что его бедро скоро заживёт.

Александру Кнорцу все эти разговоры были не по душе.

— Какая глупость! Какая глупость! — раздражённо твердил заведующий хозяйством. — Они охотно наградили бы Баумана какой-нибудь медалью. Но уж я позабочусь о том, чтобы вся эта история была расследована. Так дело не пойдёт! Надо обязательно выяснить, почему Рената Либиг ехала в повозке одна. Где же была эта девчонка Бритта Лампрехт? Тут что-то не так!

Он поднял на ноги специальную комиссию по расследованию несчастных случаев, которая когда-то, в далёкие времена, была создана в имении, а потом почила мёртвым сном.

— Дело тёмное. Вы должны как можно скорее выяснить все обстоятельства этой истории, — потребовал он от Эмиля Кабулке, который в своё время был назначен председателем упомянутой комиссии, но уже успел об этом позабыть.

Кабулке сдвинул, по привычке, свою кепку на затылок.

— А что тут выяснять? Ренате что-то попало в глаз, а эти упрямые клячи понесли. Вот и всё. Так всегда бывает, потому что лошади капризны, как бабы. Моя старуха тоже бесится вот уже три дня…

Эмиль Кабулке всегда избегал вмешиваться в дела, которые были связаны с писанием протоколов, отчётов и других бумаг.

— Нет, мой дорогой, так дело не пойдёт! Этот случай необходимо расследовать, — не уступал Александр Кнорц. — Представь себе: ведь лошади могли сломать повозку! А повозка — это народная собственность, наша народная собственность, которую комиссия обязана защищать. Это ваш долг. Не то и с вас тоже спросят.

Он обещал Эмилю Кабулке взять на себя всю канцелярскую работу.