Через Фарида Малик договорился о встрече с Магиром Наджаром. Упрямец не желал говорить о деле в своем доме, ссылаясь на то, что он слишком мал и в нем постоянно толпятся многочисленные родственники.

Подозревая, что Наджар просто не хочет, чтобы разговор слышала жена, Малик назначил встречу на нейтральной территории — в захудалой кофейне в бедняцком квартале, где у них обоих не было знакомых.

«Я захочу увидеть мою дочь, — добавил Малик, — независимо от того, примет Наджар мое предложение или нет».

Чтобы не вызвать подозрения у окружающих, Малик взял у Фарида поношенное тоби. Он пришел в кофейню на рассвете и, потягивая кофе и сладкий чай, слушал, как некий рассказчик повествует о приключениях Антара, героя, известного во всех странах Ближнего Востока.

Сын шейха пустыни и чернокожей рабыни из Африки добыл себе свободу беспримерной храбростью и, будучи беспощадным к врагам, неизменно оказывался верным другом тех, кто страдал от притеснений правителей. В этом рассказе Антар оказался в опасности потому, что полюбил дочь короля.

Малик слышал эту историю и раньше, но рассказчик был мастером своего дела, и Малик испытывал истинное удовольствие, сидя среди соплеменников и слушая бродячего рассказчика в переполненной кофейне, где никому не пришло бы в голову поинтересоваться, что здесь делает незнакомец.

Пришел Магир и встал у стены. Рассказчик как раз подошел к трагической развязке — принцесса погибла, и месть Антара была страшной: он покарал силы зла. Рассказ окончился, толпа рассосалась, и Малик с Магиром смогли уединиться за укромным столиком.

Магир Наджар был смуглым худощавым невысоким человеком на несколько лет старше Малика. В глазах Магира, казалось, навечно застыло выражение неизбывной грусти, иногда его лицо передергивал нервный тик, и тогда маленький человечек становился похож на грустного кролика.

За последний год Малик научился искусству производить хорошее впечатление. Магиру он доверял ровно настолько же, насколько и другим людям, исключение в этом отношении составлял Фарид. Ему Малик верил безоговорочно, несмотря на его комичную внешность.

После неизбежного обмена любезностями Малик приступил прямо к делу.

— Человеку в моем положении нужен водитель, — просто сказал он. — И вы, уважаемый, вполне могли бы им стать. Я бы предпочел вас всякому другому.

Не упоминая о Салиме, Малик добавил, что, кроме того, ему нужна повариха и женщина для присмотра за ребенком, давая понять, что забирает с собой Лайлу независимо от исхода разговора. Он хорошо заплатит за службу. Малик назвал сумму.

Слушая Малика, Магир все больше и больше нервничал. Его тик усилился.

— Вы щедры и благородны, господин, как и всегда. Но у меня уже есть хорошая работа — я вожу воду на американские нефтяные вышки.

— Это просто отлично, и я могу только поздравить вас с предприимчивостью и трудолюбием. Вы слышали, конечно, как и я, что те, кто работает на американцев, очень часто могут значительно улучшить свое благосостояние. Я даже знаю, что один парень сумел стать миллионером.

Магир в раздумье кивал головой. Он все еще не понимал, куда клонит Малик.

— Естественно, я не хотел бы становиться на вашем пути к процветанию. Но все же настаиваю на том, что мне нужны водитель и повариха. — Малик назвал более крупную сумму.

Магир поблагодарил за честь.

— Но Франция — это очень далеко, — заговорил он. — А мужчине приходится нести ответственность за своих родственников так же, как за себя самого.

— Это правильно, — подтвердил Малик и назвал еще более крупную сумму, заявив, что она окончательна. — Кроме того, переезд во Францию — это не навечно, — подчеркнул он.

Магир погрустнел еще больше.

— Будь я помоложе, господин, — жалобно произнес он, — и если бы не мои родственники…

— Ну, — в голосе Малика слышались нотки отчаяния, — решайте: да или нет.

Магир сказал, что воистину надо решать.

На мгновение Малику показалось, что переговоры зашли в тупик, однако Магир, похоже, и не собирался прекращать этот торг.

— Скажи мне, Малик, сын Омара, скоро ли ты приедешь домой, чтобы выбрать себе достойную невесту? — почтительно спросил Наджар после недолгого молчания.