Буткова Ольга Владимировна
Шрифт:
В XX веке миф о самом пьющем народе стойко закрепился за русскими. Фрейд и Ницше избирают героев Достоевского для иллюстраций к своим смелым теориям. Запад сталкивается с загадкой русской души, расхристанной, непричесанной, непонятно почему уверенной, что именно ей доверено расшифровать тайну отношений Бога и человека, саморазрушительной, не жалеющей ни себя, ни мира. Фрейдизм и ницшеанство дали описание явления, сделали его бесконечно интересным для разума и уха Запада, однако не смогли предложить объяснения природы широкой и загадочной русской натуры.
Сама русская культура часто удовлетворяется тем, что констатирует свою особую духовность. И неожиданно возникает прозрение: русский дух инаков потому, что пьян.
Запад бессознательно приходит к мысли, что природа русской души раскрывается в пьяной риторике. В нее включается и томление о величайших вопросах мира, и боль от созерцания человеческого несовершенства, и размах демонических натур, опрокидывающих навзничь все без исключения нормы. Бесконечный поиск переходит в сомнение, а затем в убежденность – и напрочь отвергает компромисс.
В XX веке даже пьяницам-персонажам Ремарка и Хемингуэя не приходит на ум оспорить у русских героев право называться самыми нетрезвыми.
Сама культура поддерживает и лелеет мифологию пьющего народа. Пьянство создает иллюзию освобождения, делает бесконечные проблемы относительными. Законы существования превращаются в набор ничтожных условностей, страхи отступают.
В знаменитом произведении Венедикта Ерофеева пьяный бред несет русского героя по реальности, условно названной «Москва – Петушки». Сама проблематика путешествия Ерофеева вроде бы понятна любой иноязычной культуре (пьют везде), однако для Запада остается непонятной нетрезвая риторика, рисующая в юродиво-покаянных интонациях Достоевского путь пьяной души по миру. Запад вновь и вновь пытается постигнуть странную русскую натуру, причудливость которой рождена, как выясняется, не любовью к водке, а страстью к словесному надрыву, выворачивающему душу наизнанку.
И КАКОЙ ЖЕ РУССКИЙ...
О ПРАЗДНИКАХ
Одно из самых гадких изобретений отечественной властной мысли – это десятидневные общероссийские новогодние каникулы. К 3 января 99 % россиян, как полные недоумки, стоят посреди комнаты, с притворным интересом вглядываясь в занавески и пытаясь понять, что они там шепчут.
Суть новогодних праздников – не завязать с кем-нибудь разговор, а в том, чтобы начать его с другим, более интересным объектом, прикольным и веселым, – занавесками, рюмкой и т. д. Едва они обмениваются кодовой фразой «Будь здоров», у них обнаруживается общий интерес к Нефертити, космосу, нейтрино.
Чтобы снять россиянина с кухонной табуретки в целости и сохранности, понадобится не менее трех человек или грозный окрик жены-тещи. А он все равно чувствует себя величайшим мудрецом. Только почему-то при этом не может четко сформулировать свое имя, а не то что великие мысли о Нефертити, космосе, нейтрино.
К 5 января старушки божьи одуванчики упаковками скупают алка-зельцер, потому что не могут смотреть на лица и походки прохожих без того, чтобы не замутило.
Читатель! Представь, а впереди еще пять дней негуманного для печени безделья. Будь здоров, читатель!
Где здесь выход?
При наблюдении за русской историей может создаться впечатление, что не было в нашей жизни просветов, одно зло сменяло другое, а человек искал спасения в бутылке, кружке, рюмке. Почему же так? Почему из всех мифов отечественной культуры на первое место выходит именно водка?
Русская литература не желает изображать счастливые развязки и неизменно обращается к теме безысходности жизни, с которой органично сочетается тема алкоголизма. Культура пития в русской литературе не имеет ничего общего с западной. Античный жанр философского пира для нас недоступен. Древнему греку, спокойному и рассудительному, необходимы слабоалкогольные напитки. А русскому...
«Маленький человек», пройдя через философию Достоевского, оказался доминирующим типом в культуре. Покушение бражника на общественную мораль считается у нас чем-то само собой разумеющимся. Симпатии зрителей и участников событий всегда на стороне бедолаги, забитого жизнью, ослепленного водкой, затем наказуемого муками души, а иногда и полицейским.
Одной из самых драматических философских проблем русской культуры является то, что она так и не нашла убедительного ответа на следующие вопросы: возможно ли решение «водочной» проблемы? почему, чтобы спасти человека, надо исправить общество? для чего нужен путь страдания и отрицания?
В эпоху зарождения «американской мечты», в XVIII столетии, Бенджамин Франклин пишет две книги: «Путь к богатству» и «Автобиографию», – в которых делится собственным опытом и рассказывает о том, как человек может выстроить свою жизнь. Задача Франклина – помочь «бедняку Ричарду» выбраться из нищеты, перестать страдать, удержаться от зла. Ведь преимущества добродетельного образа жизни, убежден Б. Франклин, очевидны: «Трезвость кладет дрова в печку, мясо – в кастрюлю, хлеб – на стол, кредит – государству, деньги – в кошелек, одежду – на спину, ум – в голову, довольство – в семью».
Вряд ли стоит преувеличивать значение поучений Б. Франклина, однако нельзя и игнорировать тот факт, что «маленький» американец, в отличие от страдающего «маленького» русского человека, обрел практическую Библию на каждый день. Книга в убедительной и доступной форме излагала рекомендации «что делать», подкрепленные авторитетом богатого и уважаемого гражданина, одного из авторов «Декларации независимости».
В литературе США с методичной последовательностью создается сюжетная пара: рядом с человеком, не знающим меры в питье, всегда присутствует «альтер эго» автора: здравый смысл, общественная мораль, любимая, жена, соседи. Они настойчивы в желании спасти сбившегося с пути героя. Именно в США впервые создается Общество анонимных алкоголиков, появление которого ознаменовало начало борьбы с национальным бедствием.