30. По иронии судьбы мать любила Праздник за его увеселения и красочность. Она свято веровала в труффидианскую догму, что Праздник был «искуплен для Бога». Отец же находил его опасным и фривольным: поначалу он вообще запрещал мне ходить смотреть парад, хотя и никогда не говорил почему.

31. Иногда, как известно каждому кальмарологу, твоя свобода зависит от возникающих на воде разводов кальмаровых чернил.

32. Ситуация не лишена юмора, поскольку весьма сходна с той, какую наблюдаем в психиатрическом лечебном заведении: скученные в тесном пространстве, одинаково одетые, но неодинаково мыслящие люди пытаются создать консенсусную реальность, которая даже при монументальной способности установить согласие ни за что — и никогда! — не может обрести конкретную форму. (Если тебе, о читатель, не нравится этот мой новый тон, вспомни, что манера может меняться в зависимости от настроения в данный день и числа таблеток.)

33. Лучше уж быть вообще лишенным «Праздника», чем терпеть то, что устраивают здесь, — на истинный он походит лишь в том смысле, в каком отсыревший кекс напоминает свадебный торт.

34. Увы, юные кальмарологи, маловероятно, что вам удастся увидеть женщину в местах, по которым вы бродите в резиновых сапогах. Поистине вас поймет лишь родственная душа, а их немного, и встречаются они редко: не каждый Вернесс находит свою Липин. Возможно, вы обретете некоторое утешение, описывая чувственное поведение самки королевского кальмара, но и тут вас поджидают немалые опасности.

35. Проблемы связанного с Праздником насилия и участия в нем подземных обитателей Амбры, иными словами серошапок, лежат в стороне от темы этого раздела, и потому я предпочел временно игнорировать эти малоприятные вопросы.

36. См.: Вейн, Альберт.

37. По крайней мере на уровне конкретных, сравнимых с засухой фактов можно излагать свои мнения об истории Праздника, которые, хотя и скучные, могут быть представлены на рассмотрение экспертной комиссии.

38. Как (если быть досконально честным) и половина нынешних идиотских предрассудков, включая убеждение, что сырое рубленое мясо кролика помогает при отравлении ядовитыми грибами, и заманчивую идею, что погружение в бассейн с кровью из оленьих печенок способно возвращать к жизни умерших. Поверьте, если бы я считал, что это действует, то сперва сам бы попробовал. (См: Стиндель Бернард.) Хотя бы один бич современности, психотерапию, нельзя списать на доггхе.

39. Подумать только, написана сумасшедшим, а ее до сих пор читают!

40. В отличие от многих людей. Некоторые, как, например, моя мать, не могут держать руки подальше от слуг из деревни.

41. Ловля кальмара на живца никогда не была популярным видом спорта.

42. Занимаясь любимым делом, эти молчаливые, склонные к уединению люди должны быть предельно спокойны и собранны. Правду сказать, многие уходили с кальмаровых ферм, чтобы стать охотниками-одиночками или «кальмароловами», и их часто встречали в отдаленных притоках Моли, где они, стоя на кальмардулях, терпеливо ждали малейшего движения в воде.

43. Моя мать была ревностной труффидианкой. Мы с отцом помногу часов проводили с ней по ночам за молитвой. Хотя мне, как правило, не позволялось (тогда, как и сейчас) выходить на свежий воздух, мать настаивала, чтобы мы ездили в церковь, в то затхлое и безразличное место, где скот сидит с умным видом, все равно что люди.

44. Я испытываю большое желание внезапно удариться в автобиографию, но сдержусь до тех пор, пока вновь не окажусь среди книг моих предков. (Нет ли здесь «переломного момента» в моей личной истории, так давно обещанного богами из ординаторской? Странно. Больше похоже на похоронный звон. Я чувствую, как подо мной разверзается пропасть, глубочайшая впадина, которую до меня не переплывали ни рыба, ни кальмар.)

Теперь, когда мы подошли к критическому моменту, я, как чужую человечью кожу, начну сбрасывать отвратительное многословие. Обещаю, мои слова станут уверенными и быстрыми, точно мои стопы стали иными, нежели известные поэтам (45). Сознаю, что по большей части излагал нелепые теории других в надежде убедить читателя им не верить. Однако молю его о снисходительности и терпении, пока я буду развивать собственную, основанную на науке теорию о королевском кальмаре, выведенную из беспрестанных и исчерпывающих личных исследований этого удивительного существа (46), как в его естественном состоянии, так и в плоской двухмерности на страницах различных книг. (Я пытался сдержаться и заговорить об этом лишь в конце, когда читатель будет более восприимчив к тому, что в свете дня, бывшего началом эссе, а не на закате его конца, могло бы показаться абсурдным. Но теперь долг велит к этому обратиться.)

Преамбулам придается слишком большое значение: коротко говоря, я полагаю, что королевский кальмар служит питательной средой для так называемого королевского микофита, который разводят серошапки — пурпурного зародыша зла, которое расползлось по улицам и жилищам города непосредственно перед убиением, которое мы называем Безмолвием. В отличие от многих близоруких сограждан я сомневаюсь, что лежащие в основе Праздника насилие и дезориентация способны вызвать одни только споры серошапок. Нет, истина, дорогой читатель, коварнее и лучше умеет себя скрывать. Уникальный симбиоз микофита и кальмара — вот причина, почему мы пребываем в неосознанном рабстве у серошапок (47). Нам не следует есть мясо кальмара, так как оно заражено микофитом. (Я говорю это, ненадолго сняв мою мантию адвоката кальмаров.) Или, точнее, грибки, выводящиеся в мясе кальмара. Микофит в кальмаре.

Для непосвященного может оказаться затруднительным понять или принять эту концепцию, но для меня она основана на здравой беспозвоночной интуиции. Кальмарологи, например, уже давно задавались вопросом, как королевский кальмар добивается такой интенсивности красного и зеленого цветов, что они горят ярким светом в минуты стресса, скажем, голода или ухаживания? Подобная интенсивность не наблюдается ни у одной другой разновидности кальмаров, зато весьма схожа с огнями, виденными над не имеющим выхода к воде Олфаром незадолго до геноцида в период Безмолвия. Я даже не упоминаю об интеллекте, вылазках на сушу и пульсирующих на коже посланиях кальмарологам.