— Один искупили, но зато другой совершили. Грех рождает грех. Мы теперь, верно, навечно прокляты.

— Что ты, Марлен? Что случилось?

— Ребенок. У нас будет ребенок. Мне придется всему свету лгать, что у меня не будет ребенка, но потом он появится, и моя ложь будет перед всем светом разоблачена.

— Что? Какой ребенок?

— Мы целовались с тобой. Мы любимся. Всегда, когда люди целуются и любят друг друга, появляется ребенок. Я это хорошо знаю: у нас были две такие кухарки. Мы всегда нанимали исключительно набожных. Но как только у них начиналась любовь, так пиши пропало. Моя мама тут же давала им расчет.

Насчет ребенка Станислаус, разумеется, не подумал. Не хватало только, чтобы в один прекрасный день Марлен появилась в пекарне с ребенком на руках. Станислаус в эту минуту взбивает, скажем, сливки, а ребенку захотелось полизать их.

— Тебе твоя мама не может дать расчет, у тебя с ней ведь не ученическое соглашение, как у меня с моим хозяином.

— Но мой отец не станет крестить ребенка. Он ведь будет дедушка. А я никогда не слышала, чтобы дедушка крестил собственного внука.

Они замолчали и шли, зябко ежась и дрожа.

Когда подходили к городу, Станислаус сказал:

— Это еще не доказано, что у тебя будет ребенок.

— Нет? — Марлен провела рукой по животу.

Он хочет ее утешить, но ее не так-то просто переубедить. Станислаус мобилизовал весь свой опыт и все свои знания.

— По-моему, ребенок появляется только тогда, когда целуются в кровати и притом голыми.

— Ты уверен?

— Мне это почти точно известно по моей сестре. Один фабрикант, он делал ситро или лимонад… так вот, сын этого фабриканта целовал ее в кровати. Я слышал, как мои родители разговаривали об этом несчастье.

У Марлен сделалось личико, как у маленького ребенка, очень, очень глупенькое личико.

— Мы с тобой будем целоваться в кровати, только когда поженимся, хорошо? Обещаешь мне?

— Обещаю! — Станислаус сказал это, как настоящий мужчина.

Марлен прижалась к этому настоящему мужчине. Она уже не возражала против его мадаполамовой рубашки.

Шип тревоги застрял в душе Станислауса. С полной уверенностью сказать, как рождаются дети, он все-таки не мог. В конце концов, наличие кровати не всегда обязательно; а кроме того, случалось, что женщина рожала детей от святого духа. Об этом рассказано даже в такой священной книге, как библия.

Марлен богобоязненна; она дочь пастора, и если не считать ее мелких грешков, то святой дух, вероятно, не может предъявить ей претензий. Станислаус, сам того не желая, мог стать святым Иосифом. Святой Станислаус! Звучит почти по-библейски, и этого не следует забывать.

Станислаус долго бродил по улицам, решив перед сном завести разговор насчет детей. Вдохновленный успехом у Марлен, он потренировался на втыкании булавки в руку.

— Смотри-ка, он кромсает себя и не кричит! — Сжигаемый любопытством, Отто Прапе выскочил из постели голый, как лежал.

— Это самое простое из того, что я умею, — сказал Станислаус.

Его товарищи таращили от удивления глаза.

— Как ты это делаешь?

— Вы мне скажите, как у девушек появляется ребенок, и тогда я вам объясню.

— Ты этой набожной козе сделал ребенка?

— Я вам не объясню чуда с булавкой.

— У тебя с этой горлицей будет ребенок? — поправил Прапе Август Балько.

Для Августа и Отто нет ничего легче, чем рассказать, как маленькие человечки заползают в женщин, а потом появляются на свет. Однако их объяснения не вполне совпадали. Август похвастал даже, что уже сделал двух или даже больше детей, но они почему-то не появились на свет. Станислаус вздохнул. Обо всех этих сумасшедших вещах ему и в голову не приходило подумать, когда они с Марлен сидели в лесу, на берегу тихо журчащего ручья.

Значит, Марлен может спокойно спать? Нет, не может. Она лежит одна в своей девичьей комнатке, и нет никого, кто все объяснил бы и утешил ее.

Когда Отто и Август уснули, Станислаус написал ей письмо: