– Кажется, свершилось чудо! Я чувствую, что могу ходить! – Встала с кресел и пошла в монастырь.

Тут же она телеграфировала императору: 

 Но куда хлеще тётушки была балерина Числова!

После того как пап'a выслал её в 1875 году в Венден, дядя Низи дал ей пятьсот тысяч рублей, а каждому из четырёх детей – по сто тысяч. Тем не менее Числова полагала, что великий князь мало заботится об их общих детях.

Когда была объявлена помолвка сына дяди Низи – Петра, Числова стала упрекать дядю: сыну, дескать, невесту нашёл, а её дочери нет, и так разгневалась, то неожиданно бросилась на него и дала ему сильную пощёчину. Тот не удержался на ногах и рассёк себе щёку об острый угол камина. С тех пор у него заболела щека, долгое время не сходил синяк и он никуда не показывался. Лицо у дяди Низи всё было забинтовано, и оставались только глаза. Хотя при нём находился доктор, он принимал только те лекарства, какие давала ему Числова. При этом она его не навещала, не пускала к нему детей, и он целые дни проводил вдвоём с фельдшером.

От удара у великого князя возникла фиброма [167] , а затем рак…

А как преследовала Числова своей болезненной ревностью дядю Низи!

По обыкновению, осенью Николай Николаевич переехал с ней из своего имения Знаменки в Петербург. На этот раз они покинули имение во второй половине дня. Вдруг посреди ночи прислугу будит состоявший при великом князе генерал-майор Афиноген Орлов и говорит, что Николай Николаевич с Числовой вернулись.

«Катюша» тут же проходит в его комнаты и в присутствии камердинера Зернушкина начинает потрошить ящики столов и комоды и, разбрасывая вещи, кричит:

– Я найду, что мне нужно! Я отыщу твои амурные записочки, ловелас! Я разоблачу твои любовные интрижки!..

На бедного великого князя было жалко смотреть. Он всё просил Зернушкина собрать его вещи, чтобы другие не стали свидетелями ничем не оправданного скандала, и растерянно бормотал:

– Катюша! Я не давал повода…

Но Числова была неумолима. После этого дядя Низи запретил подавать себе письма и приказывал всю корреспонденцию нести ей. Над великим князем, некогда командовавшим российской армией, был учреждён, можно сказать, военно-прокурорский надзор. Так как Николай Николаевич вставал, по армейской привычке, очень рано, Числова поднималась и вовсе с петухами – в три пополуночи, и идти спать ему не дозволяла до двух ночи и долее. И горе, если дядя Низи засыпал в кресле, – она так сердилась, что не отпускала его от себя ещё целый час.

Она умерла в декабре восемьдесят девятого года.

За несколько месяцев до её смерти дядя Низи был уже с Числовой в холодных отношениях и с самого лета видел её лишь изредка. В день именин заглянул к ней на десять минут, и то чтобы проститься. Великий князь собирался в Сорренто по случаю своей болезни – костоеда в дёснах. Известие, что он покидает Россию, ускорило кончину Числовой, которая страдала раком пищевода. Она умерла голодной смертью.

Уход из жизни многолетней любовницы повлиял на рассудок дяди Низи. В своей дворцовой церкви он вставал с четырьмя детьми от Числовой и их бабушкой, некогда кухаркой, на почётное место. Все вместе они подходили к кресту, при этом священник целовал руку старшей дочери, словно особе царской фамилии. Вскоре великий князь с дочерью отбыл в Ниццу.

В Ницце престарелый дядя знался с самым дурным обществом и, наконец, увлёкся восемнадцатилетней француженкой. С ней он гулял и любезничал на Английской набережной. Однако у его избранницы оказалась куча папенек, маменек, тётушек, которые не оставляли её ни на шаг, что ещё больше воспламеняло его высочество.

А когда дядя Низи вернулся в Россию, оказалось, что он и вовсе сошёл с ума. Пункт помешательства: все женщины в него влюблены. Профессор Харьковского университета психиатр Козловский обследовал его и нашёл, что он неизлечим. Помешательство его началось в балете. Когда великий князь увидел кордебалет, то захотел разом обладать всеми «кордяшками». Он не пропускал ни одной юбки и если видел мужчину с лицом, напоминающим женское, то бросался целовать и его.

А потом – печальный конец: приступ судорог, недолгий сон, трясение челюсти, невладение языком и ослабление памяти. Состоявшего при нём генерал-майора Афиногена Орлова дядя Низи искусал, но, говорят, не опасно. И всего в двух местах. После этого он не мог видеть свою жертву, ругал генерала и кричал:

– Вор! Пошёл вон!..

Между тем в Петербург явился отец девушки, в которую влюбился дядя Низи во Франции, – некий Дампьер. Он приехал к великому князю Михаилу Николаевичу и заявил, что Николай Николаевич обещал жениться на его дочери и обязан это обещание выполнить. Тогда дядя Миша решил показать Дампьеру брата, так как француз угрожал уже скандалом. Когда он привёл Дампьера к дяде Низи, будущий тесть сперва не мог узнать его, а затем, сообразив, в чём дело, сразу же отбыл восвояси.

А его дети?..

Года четыре назад великий князь Николай Николаевич младший пришёл к отцу просить разрешения на брак с купчихой Бурениной. Дядя Низи, зная крутые воззрения на сей счёт царя, велел ему обратиться на высочайшее имя. Великий князь поехал к своему двоюродному брату Владимиру Александровичу и передал ему слова отца. Решив, что дядя Низи не против брака, Владимир Александрович сообщил обо всём императору, который в первую минуту изъявил согласие. К тому же государь получил письмо от матери жениха Александры Петровны, которая также испрашивала разрешения сына на женитьбу. Откуда было знать царю, что Буренина «подъехала» к тёте Саше и дала ей денег. А за деньги та готова на всё. Александр III сказал только:

– Я этот брак стану игнорировать. А у Бурениной не будет никакого положения…

Свадьбу решили играть в тамбовской деревне. Счастливый жених поспешил известить отца.

– Этому не бывать! – громовым голосом крикнул Николай Николаевич старший.

Тогда сын втайне от отца уехал в Царское Село и устроил там праздничный обед, созвав на него всех своих знакомых и знакомых купчихи. За шампанским жених и невеста обменялись кольцами.

Николай Николаевич старший поспешил к царю, у которого застал Воронцова-Дашкова. Министр двора как раз докладывал государю о домогательствах сына дяди Низи в отношении Бурениной. Ко всему этому до императора дошли слухи, что невеста его кузена – вполне продажная женщина.