Со всех кораблей офицеры докладывали о мятежах среди солдат – исключая, как ни странно, морских пехотинцев. Впрочем, те никогда не умели загадывать дальше ближайшей кормежки или игры в «плошки». Они докладывали и докладывали, каждый высказывался все более взвинченным тоном – но Адъюнкт казалась неспособной сделать хоть что-то. Даже показать обеспокоенность.

Легко исцелить раны плоти, но есть другие раны – они заставляют кровоточить душу.

С той ночи Лостара вцепилась в сопротивляющуюся Тавору хуже чертова клеща. Помощница командующей. Она знала эту роль. Не получая прямых указаний от начальницы, Лостара Ииль взяла на себя заботу о почти восьми тысячах жалких солдат. Первым вопросом, который следовало решить, были денежные выплаты. Флот огибал Тефт, небольшое королевство, разорванное на части малазанскими вторжениями и гражданской войной. Нужно было закупить продовольствие; больше того, солдатам требовалась увольнительная на берег – а без денег, на одних обещаниях, вся армия могла раствориться в темных переулках ближайшего порта.

Денежные сундуки армии не могли покрыть неотложные нужды.

И Лостара выследила Банашара, бывшего жреца Д’рек. Загнала его в угол. В один миг сундуки перестали закрываться от избытка монеты.

Но почему Банашар? Откуда Лостара узнала?

«От Гриба, разумеется. Тощий оборвыш карабкается по вантам с тремя какими-то-не-такими бхок’аралами – я ни разу не видел, чтобы он спускался, ни при какой суровой погоде». И все-таки Гриб узнал о сокровищах Банашара, как-то сумел послать весточку Лостаре.

Четырнадцатая Армия внезапно разбогатела. Слишком много денег на руках – это могло бы стать катастрофой; но Лостара понимала и это. Достаточно и того, что деньги увидели, что разошлась молва, заскакала горностаями с одного борта на другой.

Но солдаты – люди беспокойные; немного времени прошло, прежде чем они ухватились за иной вопрос. И на этот раз помощница Адъюнкта ничего не могла ответить. «Куда мы, во имя Худа, плывем? Мы все еще армия? Если да – кто наш противник?» Оказалось, что идея насчет превращения в наемников никого особенно не увлекла.

Рассказывают, что однажды ночью Лостара прямо потребовала ответа у Адъюнкта, в ее каюте. То была ночь криков, проклятий и, может быть, слез. Или все было иначе? Лостаре как-то удалось перебороть командующую – так черви, солдаты Д’рек, прогрызают ходы в земле, покрывают царапинами все ее складки. Детали неизвестны, но Адъюнкт… пробудилась. Поняла, что Четырнадцатая Армия через несколько дней развалится на куски.

Кулаки и офицеры в ранге от капитана и выше получили приказ собраться на «Пенном Волке». К всеобщему удивлению, Тавора Паран показалась на палубе и произнесла речь. Присутствовали Синн и Банашар: посредством магии слова Адъюнкта доносились до каждого, даже до матросов на вантах и в «вороньем гнезде».

Да уж, речь. Худ бы ее побрал.

Речь Таворы. Она сжимала губы сильнее, чем щенки, сосущие Тогга… но все же говорила. Недолго, без словесных ухищрений. Не выказав красноречия и вдохновения. Простые слова словно подобраны были с пыльной земли, наспех нанизаны на жеваную веревку. На них даже не поплевали, чтобы придать блеск. Не жемчуга, не опалы, не сапфиры.

В лучшем случае неограненные гранаты.

В лучшем случае.

На поясе Таворы качалась костяшка пальца. Желтая, обгорелая с одного края. Тавора некоторое время молчала; ее на редкость обыкновенное лицо казалось уставшим, постаревшим, глаза были тусклы, словно неровный сланец. Когда она заговорила наконец, голос звучал тихо, размеренно, он был лишен всякого выражения.

Блистиг мог вспомнить каждое слово.

– И до нас были армии. Отягощенные именами, наследием встреч, битв, предательств. История за именем – тайный язык армии. Никто иной не может понять его, тем более овладеть им. Первый Меч Дассема Альтора – равнины Анты, Гриззианские холмы, Ли Хенг, И’Гатан. Сжигатели Мостов – Рараку, Черный Пес, Моттские леса, Крепь, Черный Коралл. Колтейнова Седьмая – Гелорский хребет, День Чистой Крови на переправе через Ватар, Санимон, Спуск.

Кое-кто из вас разделяет эти названия с павшими, ставшими прахом товарищами. Для вас они – треснувшие сосуды горя и гордости. Вы не сможете долго стоять на месте, иначе земля под ногами превратится в бездонную трясину. – Она опустила глаза. Удар сердца, второй… она подняла взор, глядя на россыпь мрачных лиц вокруг.

– Среди нас, среди Охотников за Костями, рождается тайный язык. Он был горьким в начале, в Арене, он нес привкус потока старой крови. Крови Колтейна. Вы знаете это. Не нужно напоминать. У нас была своя Рараку. У нас был свой И’Гатан. У нас был город Малаз.

Во время гражданской войны на Тефте один лорд пленил армию врага, а потом уничтожил ее, не убивая. Нет, он всего лишь приказал отсечь большой палец на правой руке каждого солдата. Калеки затем были отосланы к лорду – сопернику. Двенадцать тысяч бесполезных мужчин и женщин. Их надо было кормить, развозить по домам. Надо было глотать горький вкус поражения. Недавно мне… мне напомнили эту историю.

«Да», – подумал тогда Блистиг, – «Похоже, я знаю, кто напомнил. О боги, мы все знаем».

– Мы тоже калеки. В сердцах наших. Каждый из вас знает.

И потому мы носим на поясах кости. Наследие отрубленного пальца. Да, мы можем лишь чувствовать горечь. – Она помедлила, выпрямив спину. Казалось, молчание грызет изнутри ее череп.

И продолжила: – Охотники будут говорить на своем тайном языке. Мы плывем, чтобы добавить новое слово к нашей истории. Может оказаться, что оно станет последним. Я так не думаю, но лик грядущего закрыт тучами – мы не можем видеть. Мы не можем узнать.