Сети (Первая книга стихов) (издание 1923 года)
вернуться

Кузмин Михаил Алексеевич
Шрифт:

Как отрадно, сбросив трепет…

Как отрадно, сбросив трепет, Чуя встречи, свечи жечь, Сквозь невнятный нежный лепет Слышать ангельскую речь. Без загадок разгадали, Без возврата встречен брат; Засияли нежно дали Чрез порог небесных врат. Темным я смущен нарядом, Сердце билось, вился путь, Но теперь стоим мы рядом, Чтобы в свете потонуть.

Легче весеннего дуновения…

Легче весеннего дуновения Прикосновение Пальцев тонких. Громче и слаще мне уст молчание, Чем величание Хоров звонких. Падаю, падаю, весь в горении, Люто борение, Крылья низки. Пусть разделенные — вместе связаны, Клятвы уж сказаны — Вечно близки. Где разделение? время? тление? Наше хотение Выше праха. Встретим бестрепетно свет грядущего, Мимоидущего Чужды страха.

Двойная тень дней прошлых и грядущих…

Двойная тень дней прошлых и грядущих Легла на беглый и не ждущий день — Такой узор бросает полднем сень Двух сосен, на верху холма растущих. Одна и та она всегда не будет: Убудет день и двинется черта, И утро уж другой ее пробудит, И к вечеру она уже не та. Но будет час, который непреложен, Положен в мой венец он, как алмаз, И блеск его не призрачен, не ложен — Я правлю на него свой зоркий глаз. То не обман, я верно, твердо знаю: Он к раю приведет из темных стран. Я видел свет, его я вспоминаю — И все редеет утренний туман.

Декабрь 1907

II

Вожатый

Victori Duci[4]

Я цветы сбираю пестрые…

Я цветы сбираю пестрые И плету, плету венок, Опустились копья острые У твоих победных ног. Сестры вертят веретенами И прядут, прядут кудель. Над упавшими знаменами Разостлался дикий хмель. Пронеслась, исчезла конница, Прогремел, умолкнул гром. Пала, пала беззаконница — Тишина и свет кругом. Я стою средь поля сжатого. Рядом ты в блистаньи лат. Я обрел себе Вожатого — Он прекрасен и крылат. Ты пойдешь стопою смелою, Поведешь на новый бой. Что захочешь — то и сделаю: Неразлучен я с тобой.

«Лето Господнее — благоприятно»…

«Лето Господнее — благоприятно». Всходит гость на высокое крыльцо. Все откроется, что было непонятно. Видишь в чертах его знакомое лицо? Нам этот год пусть будет високосным, Белым камнем отмечен этот день. Все пройдет, что окажется наносным. Сядет путник под сладостную сень. Сердце вещее мудро веселится: Знает, о знает, что близится пора. Гость надолго в доме поселится, Свет горит до позднего утра. Сладко вести полночные беседы. Слышит любовь небесные слова. Утром вместе пойдем мы на победы — Меч будет остр, надежна тетива.

Пришел издалека жених и друг…

Пришел издалека жених и друг. Целую ноги твои! Он очертил вокруг меня свой круг. Целую руки твои! Как светом отделен весь внешний мир. Целую латы твои! И не влечет меня земной кумир. Целую крылья твои! Легко и сладостно любви ярмо. Целую плечи твои! На сердце выжжено твое клеймо. Целую губы твои!

Взойдя на ближнюю ступень…

Взойдя на ближнюю ступень, Мне зеркало вручил Вожатый; Там отражался он как тень, И ясно золотели латы; А из стекла того струился день. Я дар его держал в руке, Идя по темным коридорам. К широкой выведен реке, Пытливым вопрошал я взором, В каком нам переехать челноке. Сжав крепко руку мне, повел Потоком быстрым и бурливым Далеко от шумящих сел К холмам спокойным и счастливым, Где куст блаженных роз, алея, цвел. Но ярости пугаясь вод, Я не дерзал смотреть обратно; Казалось, смерть в пучине ждет, Казалось, гибель — неотвратна. А все темнел вечерний небосвод. Вожатый мне: «О друг, смотри — Мы обрели страну другую. Возврата нет. Я до зари С тобою здесь переночую». (О сердце мудрое, гори, гори!) «Стекло хранит мои черты; Оно не бьется, не тускнеет. В него смотря, обрящешь ты То, что спасти тебя сумеет От диких волн и мертвой темноты». И пред сиянием лица Я пал, как набожный скиталец. Минуты длились без конца. С тех пор я перстень взял на палец, А у него не видел я кольца.

Пусть сотней грех вонзался жал…

Пусть сотней грех вонзался жал, Пусть — недостоин, Но светлый воин меня лобзал И я спокоен. Напрасно бес твердит: «Приди: Ведь риза — драна!» Но как охрана горит в груди Блаженства рана. Лобзаний тех ничем не смыть, Навеки в жилах; Уж я не в силах как мертвый быть В пустых могилах. Воскресший дух неумертвим, Соблазн напрасен. Мой вождь прекрасен, как серафим, И путь мой — ясен.