«На месте преступления он всегда возбужден», — подумал Фил. Насколько его вообще что-то может возбудить.

Лайнс снял очки и взглянул на Фила.

— Думаю, это потому, что она была беременна, судя по предварительному осмотру.

Фил уставился на вспоротый живот с новым чувством ужаса. Он не решался вслух спросить о том, о чем подумали все трое.

— Вот черт… — Это было все, что он смог сказать.

— Это точно, — ответил Лайнс печально. — Она была беременна. Хотя вы и не спросили, мой ответ «нет». Нигде никаких следов ребенка. Во всей квартире. Как только мы поняли, в каком положении она была, мы первым делом все здесь осмотрели.

Фил чувствовал, что сердце забилось еще быстрее, пульс зашкаливал, и он попытался успокоить его. С таким настроением от него будет мало толку. Он повернулся к патологоанатому и решительно спросил:

— Что ты выяснил, Ник?

— Как я уже сказал, все это только предварительно. Не требуйте от меня пока чего-то большего. Сначала вещи очевидные. Сломанный нос, кровоподтеки… Ее ударили в лицо. Сильно ударили. Похоже, в затылок ей был сделан укол. А потом еще один, в основание позвоночника. Понятное дело, я пока точно не знаю, но рискну предположить, что это было нечто, парализовавшее ее.

— А… разрезы?

Ник Лайнс пожал плечами.

— Я бы сказал, что выполнено это, похоже, с какими-то минимальными навыками. Там, в коридоре, преступник знал, где находятся эти артерии. Так же, как и здесь. Он прекрасно понимал, что делает.

— Время смерти?

— Сейчас трудно сказать. Поздно вечером. После одиннадцати, видимо. Примерно так. Я бы сказал, с десяти до двух.

— Какие-то следы сексуальной деятельности?

По губам Лайнса скользнула легкая улыбка. Фил знал, что это его способ показать свое раздражение от слишком большого количества вопросов.

— Как сказал великий Мао, когда у него спросили, насколько, по его мнению, была эффективна французская революция, «сейчас еще слишком рано что-то говорить».

— Есть какие-нибудь зацепки насчет того, кто мог это сделать? — спросил Клейтон.

Лайнс вздохнул.

— Я просто рассказал вам, как они умерли. А разобраться, почему они это сделали, — ваша задача.

— Я имею в виду, что это был за человек, — сказал Клейтон, которого явно задел такой ответ. — Сложение и все такое.

— Пока ничего.

— А какой у нее был срок беременности? — спросила Анни.

— Уже очень поздний, я бы сказал.

— Насколько поздний?

Лайнс бросил на нее профессионально высокомерный взгляд. Было видно, что он начинает злиться.

— Я патологоанатом, а не провидец.

— Мы тоже, между прочим, на работе, — раздраженно заметил Фил в тон Лайнсу. — И нам нужно знать, умер ли ребенок на данный момент или все же есть шанс, что он может быть жив.

Не глядя на Фила, Лайнс снова посмотрел на тело на кровати.

— Судя по состоянию ее матки, я бы сказал, что срок почти закончился. До родов оставались недели.

— И это значит?..

— Это значит, что «да». Существует большая вероятность, что ребенок еще жив.

Марина Эспозито медленно зашла в комнату и огляделась. Она нервничала. И не из-за того, что ей конкретно предстояло сделать, а из-за публичности происходящего. Из-за того, что после того как она сделает этот шаг, вся жизнь ее изменится, изменится навсегда.

Комната была большая, стены пастельных тонов, пол деревянный. Здесь было тепло, но в то же время прохладно — ощущение, которое возникает во многих фитнес-центрах. Она попыталась тихонько проскользнуть в раздевалку, не встретившись ни с кем взглядом и тем более не заговорив, и поскорее переоделась. Она слышала их, видела их, болтающих и смеющихся, и инстинктивно понимала, что никогда не сможет быть частью этого. Никогда по-настоящему не станет одной из них. Независимо от того, что будут диктовать обстоятельства. Сейчас она увидела там тех же женщин, и сердце ее оборвалось. Волосы собраны в узел или завязаны на затылке, ноги босые или в кроссовках. На всех трико ярких расцветок и подобранные в тон толстовки без капюшона — джоггеры. Полный макияж. На Марине же были серые брюки для бега трусцой, черная футболка, старые кроссовки. Она чувствовала, что выглядит убого и уныло.

Кто-то остановился рядом с ней.

— Вы заблудились?

— Да, — ответила она, поворачиваясь. Слова рождались с трудом.

— Пренатальная йога? — спросила женщина, увидев под мышкой у Марины коврик.

Марина молча кивнула.

Женщина улыбнулась.

— Тогда вы к нам.

Она похлопала себя по животу. Он был намного больше, чем у Марины. Тугой и твердый, обтянутый ярко-оранжевым трико. Он гордо выступал, поддерживаемый снизу завязкой ее джоггера с закатанными рукавами. Сквозь натянутую ткань Марина видела раздутый пупок, похожий на узел воздушного шарика. Женщина улыбалась так, будто ее размеры и формы были самым естественным делом в мире. Она взглянула на живот Марины.