Тут же я почти сразу поймал себя на очередной ошибке: новому воплощению начинать придется опять-таки с нуля, прошлый опыт не удастся использовать потому, что он окажется недоступным, значит – никакой гарантии успеха не будет. Конечно, эту память можно и получить, пользуясь поддержкой Сил; однако кто же станет поддерживать душу, своей волей отказавшуюся от того, что мы называем жизнью? Об этом нечего и мечтать. Вывод? Держаться и держаться, даже тогда, когда держаться вроде бы уже и не за что. Я в растении? Ну и что же – невелика беда, это тоже жизнь, у нее есть свои преимущества, и все, что требуется, – побыстрее разобраться в них и воспользоваться ими в схватке не только ради себя, но и всего того, что я здесь представлял. Не вянуть, только не вянуть!

С чего начать? С ощущения и понимания своей новой оболочки. Листья, ствол, корневая система. Странные ощущения, безусловно, но не такие уж сложные, разобраться в них, спокойно размышляя, оказывается, достаточно легко, хотя зачастую совершенно неожиданно.

Раньше мне представлялось, что душа, находясь в растении, испытывает чувство отстраненности от всего окружающего, по-настоящему осознает лишь собственное бытие и вовсе не воспринимает течение времени, отмечая лишь чередование света и тьмы. То есть своего рода полусонное состояние, продолжающееся все время жизни этого стебля или ствола; когда он увядает или его срезают, происходит очередная пересадка, и все начинается сначала – в зависимости от того, куда тебя отправят на этот раз. Достаточно пассивный отдых между двумя активными состояниями, предыдущим и предстоящим. Вот так понимал я такую форму существования, да и не я один вовсе, а, наверное, все люди вообще. Но вот я получил возможность познакомиться с этим уже не умозрительно, а на практике, чтобы убедиться в полной несостоятельности моих предположений и догадок.

Да, на самом деле все оказалось совершенно не так. Я ощутил, что чувства мои необычайно обострились. Никогда я не слышал окружающий меня мир таким образом: он оказался заполненным великим множеством звуков, ранее не воспринимавшихся, сперва совершенно не поддававшихся определению, но сравнительно быстро как бы представлявшихся мне по имени. То, что мной – человеком – воспринималось как единый звук, оказывалось теперь разъятым на множество составляющих, разных по высоте, силе, выразительности, я слышал, например, как звучит кровь в сосудах того тела, из которого меня только что вывели, и как (совсем иначе!) в артериях и венах и даже в капиллярах моего врага.

И это всего лишь слух, наверняка не самое важное из качеств. Намного более значительным казалось мне то, что и сам кустик – то есть в данном случае я сам – откликался на все эти акустические раздражители собственным звучанием, на которые в свою очередь реагировало все окружающее вплоть до… Постой, может ли это быть? Может или нет, но действительно: вся вегетативная система моего поработителя реагирует на мои сигналы, не уклоняется от связи со мной – растением, в какой-то мере даже зависит от меня. Жаль только, что разобраться во всех возможностях, какие тут открываются, я просто не успею, следовательно, и воспользоваться ими – тоже… Хотя что думать – успею, не успею… Взявший меня в плен человек, агент Сил – только не тех, что руководили мною, – похоже, решил, что время, отведенное мне на ознакомление с новым телом, истекло и он намерен перейти к тому разговору, ради которого еще и позволяет мне пребывать на этом свете. Да, так и есть; я явственно улавливаю появление в окружающем нас воздухе новых запахов – их выделило тело Охранителя, готовясь к новым действиям, изменился и звуковой фон, потому что усилилось кровообращение в его малом круге, нервные токи обрели новый тембр – нет сомнения, сейчас он начнет говорить. Смогу ли я понять то, что услышу? Да, могу, и совершенно ясно, как если бы я по-прежнему оставался в человеческой плоти. Итак?

Что-то отвлекло его внимание, я не сразу смог понять – что именно. Это оказались всего лишь компьютеры, которых в этом помещении было, как я помнил, более десятка – мощная батарея. Они отчего-то включились сразу, сами собой, и именно их засветившиеся мониторы заставили Охранителя прервать свой монолог словами:

– Это еще что такое?

И шагнуть к ним, по пути отодвинув мое тело, оказавшееся на пути, в самый угол. Но, пока он делал это, компьютеры отключились – точно так же самостоятельно, что и включились за несколько секунд перед тем. Охранитель покачал головой.

– Техника… – пробормотал он и вновь повернулся ко мне: – Так что же, капитан?

Никто не видел, что вдруг стало происходить в том самом помещении музея, через которое Вирге не раз приходилось не без страха пробегать в пору ее общения со стариком. Хотя, собственно, ничего особенного и не произошло – разве что несколько экспонатов, которые Вирга принимала за муляжи людских тел (мало ли что приходится видеть в музеях!), вдруг начали проявлять какие-то признаки жизни. Сперва робкие, но чем дальше – тем более убедительные, и в конце концов минуты через две люди сошли со своих мест и собрались в середине зала, обмениваясь вопросительными взглядами.

– Ну, что? – этот вопрос доктор Сидон задал, ни к кому, в частности, не обращаясь. А ответ последовал с той стороны, где находился выход:

– Пора действовать. Идемте. Время освободить Зегарина. Остальное – потом.

Путь к неприметной калитке в стене, окружавшей обитель, занял не более десяти минут. Она не охранялась – во всяком случае, сейчас; возможно, стража тут и существовала, но чьим-то распоряжением была снята с поста. Один за другим семеро, следуя за ведущим их восьмым (хотя вернее было бы назвать его первым), вошли в главный корпус и вскоре оказались в том самом помещении, куда старик уже однажды приводил их, – в кабинете с мощным компьютером. Старик проговорил:

– Наконец пришла пора нам появиться в обители.

– А нас туда впустят? – спросил всегда недоверчивый Сидон.

– А мы никого не спросим. Ваши тела останутся здесь. А сами вы…

Он дотронулся ладонью до кожуха компьютера.

– Пройдете этим путем. И появитесь уже в том месте, где нам и нужно будет оказаться. Не смущайтесь: способ опробован.

Семеро переглянулись. И тот же Сидон сказал:

– Ничего не остается, как снова поверить вам.

Старик кивнул. И продолжил: