Шрифт:
– Не мне, дочь моя, я в помощи не нуждаюсь. Этот мир ждет ее от вас.
– Если только я на это способна (слабый, как бы отстраненный голос).
– Никто не совершит того, что не в его возможностях, вы согласны? И то, что предстоит сделать вам, не потребует от вас никаких особенных усилий, это очень легко, хотя и может показаться вам странным. Это – скорее символическое действие, но вы, я думаю, за последние дни успели уже понять, что в нашей жизни действия символические играют порою более важную роль, чем действия физические, потому что они подключают к работе незримые, но очень большие силы…
Но Вирга в эти мгновения совершенно его не слышала. Потому что внимание ее было занято чем-то – или кем-то другим.
А именно – той женщиной, что однажды уже увиделась ей на остановке ползуна в городе; странная, как бы не вещественная, но чем-то похожая, кажется, на Виргу. И женщина сказала – только, кроме Вирги, никто этого не слышал:
– Отдаю его тебе. Береги его. Он нужен.
И исчезла из сознания так же внезапно, как и появилась там.
– Вирга, о чем вы задумались? Я говорю с вами!
Вирга перебила омниарха, как мне показалось, с нетерпением:
– Скажите проще: чего вы хотите?
Охранитель ответил не сразу. Прежде он повернулся ко мне – к тому столику, на котором я по-прежнему стоял в наполненной землею вазе, чуть пошевеливая листьями. Протянул ко мне руки. Плотно обхватил вазу ладонями, поднял ее (меня) на вытянутых руках, затем повернулся к Вирге и только после этого сказал:
– Возьмите ее. Она не тяжелая, не бойтесь.
– Зачем?
– Я объясню, но сначала возьмите. А если вам покажется, что она слишком увесиста…
– Ваши люди мне помогут, – закончила она.
– Ни в коем случае. Никто не станет вам помогать, но сами вы – даже если ваза покажется вам легкой – изо всех сил швырнете ее на пол. Я подам вам сигнал, когда сделать это. Ваза разобьется: это очень хрупкий сосуд. А после этого вы совершите главное: растопчете это растение, превратите его в кашу, в мокрое место, в ничто! Вот и все, что вам придется совершить.
– И этим я помогу миру?
– Не сомневайтесь. Итак, берите ее. Но ни в коем случае не бросайте до моей команды.
Вирга, кажется, более не сомневалась. Она подставила ладонь под дно сосуда, другой рукой придержала вазу за край; наверное, вес все же показался ей чрезмерным для вытянутых рук, и она приблизила меня к себе, может быть, даже прижала бы к груди, но колючие листья мешали – и это был первый случай, когда я пожалел о том, что Охранитель всадил меня в куст алоэ, а не в какой-нибудь цветок, белый и пушистый. Омниарх же, убедившись в том, что женщина держит вазу достаточно надежно, сказал, глядя в потолок, но обращаясь, конечно же, ко мне:
– Последний шанс. Если «да» – ты знаешь дальнейшее, «нет» – долгий туман и пребывание в чем-то, по сравнению с которым это твое тело покажется тебе дворцом. Очень, очень долгое пребывание, поверь мне. У тебя было достаточно времени, чтобы подумать, поэтому я больше не даю тебе никаких отсрочек. Итак: да или нет?
«Не знаю, что будет потом, – подумал я. – Может быть, меня и вытащат, а может быть, и нет. Но надо мной торжествовать ты не станешь. Я не сдаюсь. А Вирга… она пусть увидит, хотя и не поймет, что сделала».
Впрочем, для полной привязки ей, конечно, скажут, что она убила капитана Ульдемира. Однако если она действительно переметнулась… Нет, интуиция протестует, но…
Мысль, когда твое сознание пересажено в растение, вообще развивается очень медленно; сейчас же она и вовсе не успела закончиться, потому что мое внимание – да и не только мое – невольно привлек к себе еще один человек, в последний момент появившийся в помещении. Не могу сказать, что я узнал его в лицо, потому что его лица никогда не видал; похоже, то же самое относилось и к телам моих друзей. Зато Охранитель, похоже, знал этого человека достаточно хорошо и появление его тут воспринял без всякой радости; напротив, сказал голосом, выражавшим крайнее недовольство:
– Не помню, чтобы я приглашал тебя.
На что вошедший ответил сразу же:
– В этой обители я имею право присутствовать в любом ее месте и в любое угодное мне время. Так записано в нашем уставе, и никто не вправе отменить или изменить его. Даже ты.
И почти одновременно с ним раздался еще один голос – голос Вирги; и на этот раз он был обычным – таким, к которому я успел уже привыкнуть:
– Ты за мной пришел, да, старик?..
– Молчать всем! – почти выкрикнул Охранитель. – Капитан! Я жду!