29 июля Высоцкий должен был вновь улететь в Париж к Марине Влади, у него уже был куплен билет на самолет, он получил новую визу, паспорт. Олимпийские игры были в разгаре, но Высоцкого не пригласили ни на одно праздничное мероприятие. Правда, друзья-космонавты попросили его приехать 27 июля в Звездный городок и в прямом эфире с космосом спеть свои песни для находившихся на космической орбите В. Горбатко и вьетнамца Фам Туама. Высоцкий пообещал, но ехать на это мероприятие не хотел.

В те же дни он написал официальное заявление в Союз писателей СССР с просьбой принять его в ряды Союза. Ответ естественный — отказ. Воспитанные на книгах, подобных трилогии Леонида Брежнева «Малая земля», «Целина» и «Возрождение», писатели-начальники не желали иметь в своих рядах «блатного певца дворов и подворотен». Недавно, 31 марта, в торжественной обстановке 1-й секретарь Союза писателей СССР Г. Марков добавил к наградам многозвездного генсека Ленинскую премию за его трилогию, и это славное событие не должно было быть омрачено приемом в Союз писателей Владимира Высоцкого. Логика проста и убийственна.

22 июля Центральное телевидение начало премьерный показ трехсерийного телевизионного фильма «Маленькие трагедии» (реж. М. Швейцер). В третьей серии, показанной 24 июля, В. Высоцкий играл главную роль — роль Дон Гуана. Видел ли В. Высоцкий себя в тот день на экране? Вряд ли. И хроника тех дней, запечатленная в свидетельствах многочисленных очевидцев, наглядно подтверждает этот факт: В. Высоцкому тогда было не до премьер.

А. Балычев: «Я встретил Высоцкого 23 июля в ресторане ВТО. Володя был в плохой форме. Он приехал около одиннадцати. Мы сели за один столик, начали что-то есть… Все время подходили люди: было такое впечатление, что они его тысячу лет не видели. И все они хотели выпить с Володей. Видя его состояние, я старался эту толпу отогнать.

Потом Володя попросил меня:

— Толя, ты возьми бутылку с собой… Я пить не буду — буду только угощать.

Еще я хорошо запомнил, что у него с собой было много денег — целая пачка. И мне показалось, что он от них хотел избавиться, пытался их отдать. Как будто предчувствовал…

Да, бутылку я взял… Володя, который очень редко кому-нибудь доверял машину, сам попросил вести «Мерседес». Отдал мне ключи…

С нами поехал еще актер Дружников (В. Дружников, 1922 г. рождения, народный артист РСФСР с 1974 г.). Когда мы подъехали к дому, Володя все-таки отобрал у меня эту бутылку водки.

— Я ее беру, ко мне должны приехать…

Ну а переубедить, уговорить его было просто невозможно…»

В. Нисанов: «В эти последние дни Володя редко выходил из дома, но я хорошо помню, что он ездил в ВТО. Привез актера Дружникова и поднялся ко мне. На кухне посадил его напротив себя и говорит: «Давай, рассказывай про всех наших ушедших друзей… Рассказывай, как жили…» Дружников рассказывал по мере своих сил. А потом спросил: «Володя, а правда, что у тебя два «Мерседеса»? А правда, что у тебя квартира 150 метров?» — «Да, правда…» Обыкновенная зависть… И это не понравилось Володе… «Ну, я пошел, Валера, ты его проводишь?» И ушел к себе».

А. Штурмин: «23 июля я приехал к Володе снова. Он был в очень плохом состоянии… Сначала он меня не узнал… Потом узнал, подошел, обнял. Никогда в жизни не забуду напряженное, твердое, как камень, тело».

М. Влади: «Вечером двадцать третьего июля — наш последний разговор: «Я завязал. У меня билет и виза на двадцать девятое. Скажи, ты еще примешь меня?»

— Приезжай. Ты же знаешь, я всегда тебя жду.

— Спасибо, любимая моя.

Как часто я слышала эти слова раньше… Как долго ты не повторял их мне… Я верю. Я чувствую твою искренность…»

Б. Немчик: «Я позвонила на квартиру Высоцкого 23 июля. К трубке подошел Валера Янклович.

— Как у вас там дела?

Валера ответил:

— Сама не слышишь?

(Было слышно, как Володя стонал: «A-а! А-а!»)

— И так все время?

— Все время…»

А. Федотов: «23 июля при мне приезжала бригада реаниматоров из Склифосовского. Они хотели провести его на искусственном аппаратном дыхании, чтобы перебить дипсоманию. Был план, чтобы этот аппарат привезти к нему на дачу. Наверное, около часа ребята были в квартире — решили забрать через день, когда освобождался отдельный бокс.

Я остался с Володей один — он уже спал. Потом меня сменил Валера Янклович».

JI. Сулытовар: «23 июля я дежурил. Ко мне приехали Янклович и Федотов. И говорят, что Володя совсем плохой. Что дальше это невозможно терпеть и надо что-то делать.

Мы поехали туда. Состояние Володи было ужасным! Стало ясно, что или надо предпринимать более активные действия, пытаться любыми способами спасти, или вообще отказаться от всякой помощи.

Что предлагал я? Есть такая методика: взять человека на искусственную вентиляцию легких. Держать его в медикаментозном сне, в течение нескольких дней вывести из организма все, что возможно. Но дело в том, что отключение идет с препаратами наркотического ряда. Тем не менее хотелось пойти и на это. Но были и другие опасности. Первое: Володю надо было «интубировать», то есть вставить трубку через рот. А это могло повредить голосовые связки. Второе: при искусственной вентиляции легких очень часто появляется пневмония как осложнение. В общем, все это довольно опасно, но другого выхода не было.

Мы посоветовались (вместе со мной был Стас Щербаков, он тоже работал в реанимации и хорошо знал Володю) и решили: надо его брать. И сказали, что мы Володю сейчас забираем. На что нам ответили, что это большая ответственность и что без согласия родителей этого делать нельзя. Ну что делать — давайте выясняйте. И мы договорились, что заберем Володю 25 июля».

Емельяненко: «24 июля мы приехали на Малую Грузинскую поддатые, веселые… Володя спел пару песен. Знаете, мы его никогда не просили петь, он не любил, чтобы его просили. Он вдруг сам, ни с того ни с сего, брал гитару и пел. Это возникало спонтанно… Он сам высовывался со своими предложениями по этому поводу и не принимал чужих рекомендаций и просьб. А вот когда подходило у него, припирало, он говорил: «Так, спою чего-то новое сейчас или прокатаю новую песню…» А мы уже знали все эти механизмы у него и сами не просили петь.