Очень редко, но встречаются и другие белые — лаоваи, что в переводе с китайского — заморские черти, так тут зовут всех белокожих пришлых, как нас, например. К своим же белым это определение не относится.

Лосты в окрестностях появлялись сначала только индусские, но с образованием сообщества вольных общин в попаданцах начали появляться и представители этих двенадцати кластеров. Главная мечта шанхайского лоста — влиться в состав какого-либо монокластера, получить ту самую «прописку». И не временную, как у нас, а постоянную, чтобы попасть под благословенный дождь ништяков из канала поставки. Согласно соглашению, каждая община постоянно должна держать численность в пятьдесят человек.

Так что тут живая очередь.

Соответственно число акционеров всегда постоянно и равняется шестистам. Это не считая гвардейцев кардинала и его же швейцарских назгулов. Плюс ко всему человек под триста одиночек и групповых очередников, пока что явных лишенцев, которые, впрочем, не особо унывают: рынок все расставляет на свои места, и обретенные свежепоставленные предметы материальной культуры расползаются, размазываются по всему анклаву. Вторичный и третичный рынок работает надежно.

Итого общая численность агломерата доходит до тысячи человек.

Для Платформы-5 это очень много. Это до Худого Яши. Это просто охренеть.

Вот такой он, город Шанхай. И это только по чужим рассказам. Ничего, скоро и авторские впечатления появятся, расскажу непременно.

Опять потянуло дымком. Нет, опять не кулинарный: что-то сжигают. Но недавно до меня донеслись легкие флюиды рыбной коптильни.

Блин, как же зуб болит… Пойти, что ли, тоже прилечь? Всю ночь не спал, рассказчиков слушал, открыв рот. Нет, не уснуть. И проклятый зуб не даст, и волнение визита.

О! Маурер идет! Похоже, довольный.

— Ну что, старина, как переговоры? — нетерпеливо поинтересовался я.

— Отлично! Пойдем в кают-компанию, там расскажу, есть новости. — С заговорщицким видом Ули схватил меня за рукав футболки и потащил вниз.

Никлаус остался в рубке: днем они с капитаном дежурят по очереди, кроме всего прочего, следят за постоянно сканирующим эфир трансивером — ловим шпиона. Ночью и я буду подключаться. Zicke на вахту пока решили не ставить — страшновато все же.

— Да скажи ты хоть кратко!

— Вниз, вниз, Тео, на палубе об этом не говорят. Ленни где? Спит? Давай буди девку.

Но будить никого не требовалось: услышав шум и дробный топот по трапу, сильфида проснулась сама и уже показалась на свет белый, на щеке складочки — вся тепленькая, уютная и непривычно мягкая в этой своей сонной кротости.

— Итак, господа пираты! — резво начал шкипер, хлопнул ладонями по столу. — С лаосской общиной все улажено, один зонтик у нас уже есть.

За спиной капитана в иллюминаторе еле заметно колышется вверх-вниз противоположный берег Рейна — где-то прошел катер, «Клевер» легонько качает набежавшая волна.

— Подожди, — торопливо сказал я, — ты ведь только с Мустафой договаривался? И это все? Думаю, нам придется встретиться с вождем лаосцев.

— Не придется, — небрежно отмахнулся Ули. — Папаша его любит.

— Какой папаша?

— Ну прежде всего он папаша жены Мустафы и своего зятя не обидит.

— Тогда понятно, тесть в теме. Значит, крыша у нас есть?

— Что за «крыша»? — не понял шкипер.

— «Крышей» у русских издревле принято называть криминальное покровительство, — назидательно сообщила Zicke. — Русские со времен татаро-монгольского нашествия делятся на тех, кто крышу строит, и тех, кому крыша нужна. А царь Петр довел создание крыши до совершенства. Так и живут.

Надо же, какое глубокое знание русской истории! Я с большим удивлением посмотрел на подругу. Как тут не преклоняться перед европейским образованием.

— А… — понимающе покивал Маурер. — Нет. Крыши у нас нет. Просто теперь мы… как это объяснить? Мы как бы члены общины, а не непризнанные кочующие бродяги.

— То есть на вопрос «кто такие» нам стоит отвечать «лаосцы»? — хмыкнул я.

— Так и есть. Пожалуй, такой вариант поведения на улицах Шанхая можно считать самым правильным.

— Ну я понял. Это что-то вроде прописки, — последнее слово я сказал по-русски.

— Что такое «прописка»? — вскинул глаза Маурер.