Дорн искоса взглянул на Машу. Вот сидит перед ним потенциальная невеста. Владик снова в раздумье закурил.

– Ты что, заснул? – в Машиных глазах читалось недоумение. – Я спрашиваю, нет ли у тебя знакомой медсестры?

– А почему у меня должна быть знакомая медсестра?

– Не почему, я просто так спросила.

– Зачем мне знакомая медсестра, когда у меня есть знакомая заведующая отделением?

Он внезапно поднял Машу на руки и понес к дивану. «Если будет брыкаться, значит, знает про Райку», – подумал он.

Но Маша спросила:

– Я не заметила, ты дверь закрыл на ключ?

– Сразу же, как только вошел.

Он навалился на нее и стал целовать в шею, пахшую духами от Картье. Маша подумала, что опять проиграла бы пари, а Дорн решил, что все-таки больше похоже на то, что она ничего не знает о Раисе. И это придало ему уверенности.

Когда они уже снова сидели одетые, теперь уже рядком, и снова курили, в дверь действительно постучали. Маша встала, взглянула на Дорна со значением, одернула юбку и пошла к двери. Как назло, замок не хотел сразу открываться.

– Ты не в ту сторону его поворачиваешь, – спокойным голосом сказал Дорн.

Дверь все-таки открылась, и Маша увидела Аркадия, стоявшего на пороге.

– Маша, ты одна?

– Нет.

Но Аркадий был не из тех, кто задерживается в нерешительности перед порогом, пусть даже начальственного кабинета.

– Я ненадолго.

Он вошел, а Дорн с неприязненным видом отвернулся.

– Как у вас тут уютно! – Аркадий оценил и притушенный верхний свет, и открытую коробку конфет на столе, и разлитый по чашкам чай.

– Присоединяйтесь, Аркадий Петрович! Чай вот только остыл, но я подогрею. – Маша сделала приглашающий жест и подвинула к Барашкову конфеты.

– Я бы съел, но чешусь от сладкого, да и в отделение надо идти.

Аркадий плюхнулся в кресло и внимательно посмотрел на Машу. «Что это она какая-то вся взбудораженная?»

– Я вас слушаю, Аркадий Петрович.

Аркадий все-таки не вытерпел, вытянул конфету.

– Я хотел спросить насчет нашей медсестры...

Дорн похолодел. Неужели Раиса рассказала Барашкову?

– Какой именно?

– Да вот этой, которая в декрет собирается.

– Раисы? И что? – спросила Марья Филипповна с безмятежным видом.

– Оказывается у нее бедственное положение...

– Да? А в чем оно?

«Вот сейчас все и раскроется. Может, уйти?» – застучало в груди у Дорна. Но он решил остаться. «Если раскроется, то все равно лучше быть в курсе. К тому же лучше тогда сразу попробовать объяснить ситуацию Маше».

Барашков налил из чайника остывшую заварку.

– Девушка-то у нас, оказывается, не замужем. Без денег и без квартиры.

– Замужем не замужем – женщина сама вольна распоряжаться, рожать ли ей, – сказала Маша.

– Да, но... Давайте денег ей, что ли, соберем? А то она сказала, что не уходит в декрет, потому что жить не на что.

«Ой, ну что она врет!» – чуть не вырвалось у Владика, но он вовремя сдержался.

– Я в принципе не против. – Чайник вскипел, и Маша подлила Барашкову кипятка. – А ты, Владик?

– И я не против, – усмехнулся Дорн. «Тем более что вот уже полгода в день получки почти половину отстегиваю этой мерзкой шантажистке».

– Вот и отлично.

– Только пусть сначала родит.

Его интонация показалась Маше немного странной.

– Ты что-то знаешь?

Владик помолчал.

– Ничего я не знаю. Только по виду нисколько она не перехаживает.

– Ну, ты знаток, – иронически сощурился в его сторону Барашков. – Пузо у нее уже на лоб лезет!

– А может, там двойня? – предположила Маша.

– Или тройня, – запил еще одну конфету чаем Барашков. – Папашка будет счастлив.

Дорн закашлялся.

– Вам домой не пора?

– Не пора. Я сегодня дежурю.

– Ну вот и дежурьте, а не животы у медсестер разглядывайте.

– А тебе что, жалко? – Барашков был не в настроении ругаться с Владиком, особенно из-за пустяков.

– Не жалко мне нисколько, только это неэтично.

Аркадий аж подавился.

– Ой, кто у нас говорит об этике? Не вы ли, Владислав Федорович, ратовали за то, чтобы не принимать в отделение Валентину Николаевну?

– Однако правильный диагноз поставил ей я.